Жара в Аномо

Коваленко Игорь Васильевич

Вероятно, он очень гордился тем, что как бы являлся полноправным представителем известной заморской фирмы, протянувшей свои соски-щупальца, источающие бензин и ощупывающие карманы владельцев автомобилей, во многие страны, лишенные собственного горючего.

Будка сверкала лаком желто-красной окраски, над ней возвышался большой круглый щит с броскими литерами "ESSO".

Заправщик был молод и наивен в своем дутом тщеславии. Ему нравилась яркая будка, нравилась яркая бензоколонка, нравилась яркая шапочка, нравились яркие автомобили, бессильные без его кормушки. Ему нравился он сам, независимый, стройный, красивый настолько, что ему улыбались даже молоденькие белые пассажирки приезжавших и отъезжавших машин.

Сейчас машин было мало, такое время дня. Заправщик в минуты затишья развлекался перепалкой с недавно обосновавшимся неподалеку башмачником.

— Эй, конкурент! Не надоело чесать глаза об мои моторы?

— Его моторы… ты хоть раз сидел в салоне авто, чучело? — с готовностью отозвался скучавший старичок. Он томился, как арестант, в переселенной не по его охоте мастерской, которая представляла собой натянутую на четырех палках вылинявшую холстину от солнца, легкий раскладной стульчик, перевернутый вверх дном массивный ящик, коробку с инструментами, тяжелую чугунную лапу и писанную от руки вывеску.

— Мне и так хорошо, не то что некоторым, — огрызнулся парень.

— Ему хорошо, — хмыкнул башмачник, — ряженое чучело.

— Завидуешь. — Заправщик сдвинул темные очки на лоб и потер переносицу с важным видом преуспевающего хозяина. — Не выдерживаешь конкуренции, напрасно подсел ко мне.

— Нужен ты мне, как же.

— Неспроста подсел, завидуешь, завидуешь мне, старикашка.

Башмачник на миг оторвался от работы, вприщурку посмотрел на юного соседа.

— Угадал, тебе все завидуют, даже те, что в машинах.

— Я предупреждал старого бизнесмена, — насмешливо продолжал парень, — тут ни черта не заработаешь.

— Отвяжись.

— Жалко смотреть на тебя, старый, ей-богу, жалко. Я сразу приметил, как текут у тебя слюнки, когда я загребаю денежки.

— Он загребает… осел! Да я плюю на те денежки! У меня свои водятся!

— Враки. Так бы и проглотил меня и моих клиентов от зависти. Думаешь, не вижу? Глаз от машин не отрываешь. — Заправщик вновь опустил очки на нос и поправил фирменную шапочку. — Бьюсь об заклад, это твоя ведьма спровадила тебя с площади в такую даль. Сама небось наставляет тебе рога в это время, а?

— А вот я тебя, сопляка, сейчас огрею по башке молотком за язык твой шелудивый, поговори еще.

— Ой, страшно! Ой, боюсь! Боюсь, что сам рассыпешься! — гоготал глупый парень, красивый как Аполлон.

— И откуда берутся ослы? — спросил старик у неба.

— Ругайся, хоть лопни, все равно я загребаю денежки, не ты.

— Лакей, он загребает денежки… Для кого? Сам-то ты ел хоть что-нибудь с утра?

40

Сергей Гринюк и Лумбо чистили вибросито работающей буровой. К ним подошел Ник Матье, он только что сменился.

Длинные и волнистые его волосы, стянутые ремешком, как у древних викингов или киноиндейцев, утратили каштановый оттенок под палящими лучами неутомимого светила, черты загоревшего до черноты лица заметно обострились, придавая какую-то особенную суровость всему картинно-мужественному облику плечистого, мускулистого и рослого человека, и лишь глаза по-прежнему светились синими вспышками.

— Отбарабанил свою восьмерку? — сочувственно молвил Сергей. — Поешь и заваливайся на боковую.

— Мне хватает и шести часов, — обронил Ник. — Кувалда из кремня.

— Борис всем советует строго держать режим, в режиме легче.

— А он не может предсказать, когда конец света?

Сергей посмотрел на него и снова занялся скребком, смолчал.

Ник Матье побрел к цистерне с водой, открыл кран, подставил шею, затем лицо под освежающую струю, сделал несколько быстрых глотков, точно оторвал зубами от струи несколько равных кусков, и вернулся к виброситу, не прикрутив, ослепленный стекавшими с волос ручейками, кран до конца.

Сергей заметил это и сказал:

— Ты не закрыл кран как следует, Ник, вытекает.

Матье обернулся на цистерну, досадливо махнул рукой и, опускаясь на доски в тени, бросил Лумбо:

— Сбегай.

Тот вскочил, но был остановлен Сергеем, который распрямился во весь рост и повторил, обращаясь к Матье:

— Ты не закрыл кран как следует, Ник. Вода вытекает.

Удивительной синевы были глаза у Матье. Просто необыкновенные.

Ник Матье разжал кулаки и рассмеялся.

Так, смеясь, он поднялся и пошел закручивать вентиль. И вернулся опять на свое место в тени, в которой все равно не было спасу от зноя.

Сергей и Лумбо перебрались от вибросита к подпалубку вышки, принялись сгребать лопатами пересохшие и тарахтящие, как горох или крупная дробь, катыши шлама, выброшенного на поверхность долотами грунта.

Недавняя буря намела целые горы грязи к основанию вышки, которая стояла на широких, похожих на лыжи полозьях.

Ник вяло зажег сигарету, и она быстро сгорала в сжатых его губах, источая непрерывную струйку дыма, тень от которой ползла коричневой змейкой по песку у его ног. Он, казалось, забыл о сигарете, тупо смотрел на полозья буровой.

— В двенадцать лет от роду я не имел равных среди сверстников в Массачусетсе по скоростному катанию на водных лыжах. Дважды отхватывал Малый кубок Кейп-Кода… — вдруг проронил Ник.

— Здорово, — добродушно отозвался Сергей, — у нас на Днепре тоже взяли моду гонять на лыжах. В отпуск насмотрелся. К нам на соревнование понаехали со всего Союза. Такие фортели выделывают мальцы за глиссером и на трамплине — голова кружится. Но я не пробовал. Я уважаю с удочкой в камышах.

— Вода и скорость — это для мужчин. Это, конечно же, только для них…