Жареный козлёнок бокора Вальдеса

Запольская Нина

– Доброта? – переспросила она, словно очнувшись. – И ты говоришь о доброте?..

Капитан сбился и недоумённо посмотрел на неё.

– Что ты понимаешь в доброте? – язвительно спросила у него Сильвия, гордо поднимая голову.

Капитан молча откинулся на спинку стула. Лицо его, только что оживлённое, даже радостное, вдруг странно изменилось. Оно стало отчуждённым, злым и неприятным.

Наконец, он выдавил:

– Что я знаю о доброте?.. Всю жизнь я боялся, что меня назовут злым, недобрым и грубым… Всю жизнь я старался быть добрым ко всем и ровным со всеми… А это очень тяжело… Я так устал от этого!.. Но вот теперь, наконец-то, я решаю не быть добрым!.. И я, наконец-то, свободен!..

Капитан встал, резко отодвинув свой стул, и почти прокричал:

– Я не добрый!.. Поэтому я никому ничего не должен!.. Я!.. Никому!.. Ничего!.. Не должен, чёрт побери!..

Швырнув салфетку на стол, капитан вышел из комнаты, оставив дверь в столовую распахнутой настежь. Сильвия ахнула, ужаснувшись, и закрыла лицо руками – её испугал его взгляд, отстранённый, холодный и жестокий, как голодная смерть…

А капитан шёл по дому, и негодование душило его. Перед своим кабинетом он стал рвать ворот рубашки – кружева не давали ему дышать, стиснув горло. Он остановился и, наверное, поэтому услышал сдавленное рыдание. Отдёрнув руку от несчастного жабо, капитан резко обернулся. В углу, в глухой тени солнечного дня, он различил смутную фигуру служанки, припавшей лицом к стене на свои руки. Плечи её вздрагивали.

– Агата, что случилось? – быстро спросил капитан.

Он шагнул к служанке, уже внутренне успокаиваясь.

– Агата, что случилось? – опять, уже мягче, повторил он, трогая служанку за плечо и поворачивая её к себе.

Заплаканное, немолодое лицо служанки было смято от горя.

– Погиб мой брат, мистер Линч, – прошептала она. – Во время захвата «Фудруайана»… Он плавал на «Монмуте»…

Капитан молчал, не зная, что сказать. Он только ещё крепче сжал плечо женщины, не спуская с неё внимательных глаз.

– У него остались жена и сын, – продолжала рассказывать та. – И я не знаю, как им помочь… Ведь они не проживут на одну пенсию…

Служанка опять разрыдалась.

– Ну… Конечно, – пробормотал капитан в растерянности перед горем женщины и спросил. – Сколько лет мальчику?

– Тринадцать, – всхлипывая и вытираясь руками, выговорила служанка.

– О, большой совсем, – сказал капитан, уже ощущая привычную почву под ногами. – Я возьму его к себе на «Архистар»… Мне как раз юнга нужен… Ведь он же смышлён?..

Служанка, заглушив в себе слёзы, стала что-то сбивчиво рассказывать про племянника. Капитан, кивая головой, продолжил:

– А его мать пусть приходит ко мне в дом служанкой… Я скажу супруге, она её возьмёт… В общем, всё устроится…

Он растянул губы в улыбке, печально и ласково глядя на служанку, которая, опять залившись слезами, стала его горячо благодарить.

На следующее утро капитан уехал в Отли – по делам Томаса Чиппендейла, как он объяснил домашним. К завтраку Сильвия не вышла, сославшись на нездоровье, но когда капитан уже садился в экипаж, слуга подал ему письмо от неё. В письме было всего две строчки:

«Скучаю по тебе… Скучаю по твоему голосу, по ямочке на подбородке, по нежности твоих голубых глаз, по строгости и чуткости рук… Скучаю по тебе… С. Л.»

Глава 2. Старый французский форт Сен-Луи

Как вы уже знаете, дорогой читатель, корабль, которым командовал капитан Слоу, был бригантиной.

В книге по судостроению 1768 года «Архитектура торговых судов» её автор, шведский адмирал и конструктор Фредерик Генрик Чапмен, не различал бриг и бригантину, не видя в них особой разницы. Однако из других источников нам известно, что парусное оснащение брига и бригантины всё-таки было не одинаковым. В ХVII веке бригантинами называли маленькие корабли, нёсшие на обеих мачтах прямые паруса. В XVIII веке бригантинами стали называть небольшие двухмачтовые суда с косыми парусами и прямыми парусами на мачтах. Кроме того, следует различать торговые и военные бригантины, которые кроме названия, больше ничего общего между собой не имеют.

Благодаря хорошим мореходным качествам бригантины длиной 20—28 метров и водоизмещением до 250—300 тонн в некоторых странах строят и в наше время, как спортивные и прогулочные суда…

Довольно крупная бригантина «Король Эдуард» имела, как и все бригантины, две мачты: более низкая передняя фок-мачта несла на себе прямые паруса, а более высокая задняя грот-мачта – косые. Такое парусное вооружение позволяло кораблю эффективно идти, как фордевинд, так и бейдевинд. Корпус бригантины, чёрный в нижней части, сверху был окрашен в цвет охры с белыми полосками и чёрными «фальшивыми» пушечными портами. Крыша надстройки была белая при естественном цвете древесины всех остальных частей…

Капитан Ричард Слоу стоял на палубе своего корабля и смотрел в зрительную трубу на море. Его крепкие руки и грудь были обнажены и подставлены яркому солнцу, и теперь было заметно, что и руки, и грудь его покрыты густым тёмным волосом. Капитан Слоу был доволен: погода, наконец-то, установилась, и ветер уже не резал лицо подобно острым лезвиям ножей, а приятно ласкал его шею распущенными волосами, как шёлковое кашне.

Скоро капитан Слоу увидел колонию «португальских корабликов», идущую за шхуной в кильватерном строю и скривился от омерзения. Тут он заметил, что на «Архистар» подняли семафорный сигнал, поморщился ещё сильнее, поднял концом трубы поле своей шляпы и сказал:

– В рот тебе нехорошо… Эдак мы никогда не доплывём…

И тут же вперёдсмотрящий прокричал:

– Сигнал на штаге!.. Флагман ложится в дрейф!..

Капитан Слоу сложил колена своей зрительной трубы о живот и крикнул к себе боцмана.

****

Мистер Трелони посмотрел за борт и увидел в море нечто необычное: по волнам медленно дрейфовали огромные пузыри. Только эти забавные пузыри были не круглые, как мыльные, а продолговатые, похожие на дольки огромного полупрозрачного апельсина. И были эти полупрозрачные плёночные дольки великолепно расцвечены – нижняя часть пузырей была синяя, а сверху у них находился роскошный складчатый пурпурный гребень, который к тому же весь переливался всеми цветами радуги… Какая красота, подумал мистер Трелони, быстро пошёл за багром, нашёл его, вернулся с ним к борту и, перегнувшись вниз, ловко поддел им один из пузырей с волны.

Крайне довольный собой, мистер Трелони стал подтягивать странный пузырь к себе. За пузырём, совсем небольшим, всего около фута длиной, неожиданно потянулись щупальца, и это почему-то неприятно поразило сквайра: щупальца были противного чернильного цвета и угрожающе болтались на багре в воздухе. Мистер Трелони уже был готов сбросить страшноватый пузырь в воду, как вдруг тот осклизло сполз по багру, и одно из щупалец упало на его руку.

Мистера Трелони пробил озноб, и нестерпимая боль охватила его, словно ему на руку попало кипящее масло. Вне себя от боли, от страха, он суматошно попытался стряхнуть страшное щупальце с себя второй рукой – и вновь словно тысячи мельчайших огненных игл вонзились ему под кожу, под ногти, в мышцы, и вторая кисть его руки онемела, как и первая, а щемящая боль побежала от обеих рук в подмышки.