Жажда Любви
Шрифт:
— Не переживайте! Не надо беспокоиться обо мне. Конечно, мне немного грустно, что Миё нет рядом, но это пройдет, — сказал он.
Эцуко не поверила в его искренность. Она не ожидала от него такого великодушия. Эцуко недоверчиво смотрела на него, пытаясь угадать в его простодушном милом сочувствии вежливую ложь.
— Ты снова лжешь! Тебя насильно разлучили с любимым человеком, а ты говоришь, что все пройдет. Разве это возможно? Я искренно признаюсь тебе во всем, прошу у тебя прощения, а ты таишь от меня свои чувства.
Сабуро растерялся, не зная, что сказать в ответ. Сабуро подумал, что если он подтвердит свое признание в нелюбви к Миё, в которое Эцуко не поверила и за которое стала серьезно упрекать, обвиняя во лжи, то, наверное, это должно ее утешить. Он осторожно произнес: «Я не обманываю. Вам не надо беспокоиться обо мне. Я правда не люблю Миё».
Эцуко рассмеялась почти навзрыд: «Ты снова лжешь! Ты, ты что же думаешь, что меня можно одурачить твоим младенческим враньем?»
Сабуро растерялся еще больше. Он не знал, как разговаривать с такой трудной женщиной. Он решил, что лучше помолчать.
Наступила тишина. Эцуко впервые вздохнула с облегчением. Вдалеке пробегал ночной товарный поезд. Она прислушалась к сигналам. Сабуро не слышал их — он был погружен в свои мысли.
«Что я должен сказать ей, чтобы она поверила мне? Раньше она приставала ко мне с вопросом, люблю ли я или не люблю, словно от этого зависело — перевернется ли мир вверх тормашками или нет; а теперь она не хочет верить ни одному моему слову. Ну хорошо! Ей нужны какие-то доказательства? Я расскажу все, как есть. Она непременно должна поверить».
Оставаясь сидеть на прежнем месте, он сменил позу и заговорил уверенно:
— Я не вру! Я никогда не хотел, чтобы Миё стала моей женой. В Тэнри я разговаривал с матерью. Она против моей женитьбы. Она говорит, что мне еще рано жениться. Я не мог ей сказать, что у нас будет ребенок, — она была бы против еще больше. Она говорит: «Как я могу принять невестку, если она мне не нравится? Я даже видеть не хочу эту отвратительную девчонку!» Вот почему она не приехала в Майдэн и тотчас уехала из Тэнри домой.
Его рассказ был простодушен и косноязычен, но абсолютно правдив. Эцуко, словно во сне, припала к этому ускользающему, ослепительному мгновению радости — жадно, самозабвенно, без боязни. Пока он говорил, глаза ее вспыхивали огнем, а ноздри подрагивали. Она сказала в полудреме:
— Что ж ты раньше молчал? Почему, почему ты не сказал раньше? — Она продолжала в полузабытьи: — Ах вот в чем дело! Вот почему ты приехал без матери! — И снова в том же духе говорила: — Значит, исчезновение Миё тебя вполне устраивало, да?
Трудно было понять, чем был этот поток слов: мыслями вслух или продолжением разговора? В этот момент она предавалась грезам: саженцы вырастали в плодоносные деревья, а пташки превращались в драконов. Так беспочвенные надежды Эцуко, обретая конкретные очертания, грозили воплотиться в жизнь.
«А что если Сабуро любит меня? Я должна набраться мужества. Я должна выяснить. Не бойся, если не так. Если я не ошибаюсь, то буду счастлива. Это ведь так просто!»
— В таком случае кого же ты любишь? — спросила Эцуко.
Она, умная женщина, совершила ошибку. Не слова могли сблизить ее с Сабуро в этой ситуации. Если бы она протянула ему руку или нежно положила на его плечо, то, возможно, между ними что-нибудь и произошло бы. Вот тогда случилось бы чудо: соприкоснувшись телесно, эти две разнородные души сплавились бы в одно целое. Однако между ними, как несговорчивые призраки, стояли слова. Сабуро не понял, почему у Эцуко вспыхнули щеки. Он оторопел, словно ученик начальных классов, которому подсунули неразрешимую математическую задачку.
«Любит… Не любит… — думал он про себя. — Одно и то же!»
Словами пользуются как паролем. На первый взгляд это очень удобно. Однако Сабуро слова только мешали. Они надевали на его вольготную и бесхитростную жизнь хомут избыточных смыслов, которые опрокидывали ее. А он не помышлял расставаться со своей прежней жизнью. Кроме того, он чувствовал, что в словах есть какой-то неточный или общий смысл, в котором он совершенно не нуждается. Он пользовался словами как всякой утварью, как домашними вещами. Однако у него не было даже своей комнаты, где он мог бы устроить свой быт, и, более того, ему казалось крайне нелепым, когда некоторые жильцы сжигают весь дом, чтобы избавиться от утвари.
Молодой мужчина стоял напротив молодой женщины. Сабуро поцеловал Миё. У них все вышло естественно. Они предавались плотским утехам. Вскоре у Миё стал расти живот. Затем Сабуро пресытился Миё. Это тоже естественно. Их ребяческие забавы продолжались недолго. Он был рад позабавиться еще с кем-нибудь, кроме Миё. Сказать, что Сабуро пресытился Миё, — значит быть неточным. Просто он не всегда ее хотел.
Есть порода людей, чья логика мышления однозначна: если ты разлюбил одного, то, следовательно, у тебя есть кто-то другой; а если ты любишь другого, то, следовательно, любить кого-то еще ты уже не можешь. Сабуро не принадлежал к таким людям.
Вот почему вопрос Эцуко его озадачил.
Кто загнал в тупик этого невинного мальчика? Кто виноват в том, что он был вынужден дать легкомысленный ответ?
Сабуро подумал, что он должен полагаться не на чувства, а на житейский опыт семьи, в которой живет. С малых лет он воспитывался в чужом доме, питался с чужого стола и поступил так, как поступал всегда.
«А ведь на глаза госпожи навернулись слезы! Понятно. Она хочет, чтобы я назвал ее имя. Это точно».
Сабуро сорвал черную высохшую виноградину. С потупленным взором, перекатывая в ладонях виноград, он простодушно произнес: