Жажда мести
Шрифт:
– Не имеет значения, – ответил он.
– Имеет, если ты хочешь спасти четвертую семью.
– Я сомневаюсь, что Песочный человек назвал тебе их фамилию.
– Он сказал мне о Бомонах и о двух предыдущих – Росах и Доланах.
– Ты мог прочесть это в газетах.
– Ты хочешь спасти их?
– Назови их.
– Они живут в Кембридже.
– Что еще?
– Этот человек – психиатр.
– Мне нужно имя.
– Его зовут Брайан.
– А фамилия?
– Я хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос.
– Я думаю, ты лжешь. Ты ничего не
Джек подхватил чемодан и встал.
– Эрик Бомон находится в палате триста два в больнице Ньютон-Уэллесли под именем Джошуа Макдермонт. Его легенда – жертва автомобильной катастрофы.
Джек почувствовал холодок в груди. Гамильтон об этом догадался. Его глаза широко открылись, губы изогнулись в ухмылке.
– Теперь я привлек твое внимание, детектив Кейси?
– Мне нужна фамилия.
– А я хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос. Немедленно.
– Нет.
– Они должны умереть сегодня ночью. Ты хочешь, чтобы их смерть была на твоей совести?
Джек молчал.
– Я так не думаю. Так что садись и отвечай на вопрос.
Джек не двинулся с места.
– Дай мне его фамилию.
– Леклер. Доктор Брайан Леклер. Давай, иди и проверь, позвони. Я подожду.
– Пробка от бутылки вина, – сказал Джек. – Я нашел ее под кроватью. Это была пробка от очень редкого вина. Поместье твоего отца закупало несколько ящиков этого вина ежегодно.
– Как хитро.
– Ты был знаком с дочерью сенатора… очень близко.
– Трах – не преступление.
– Он становится преступлением, если ты раскидываешь части ее тела по дому ее отца.
– Если ты был так уверен, что это я, у тебя была причина для ареста. Почему же ты не заковал меня в наручники?
– У меня не было ордера.
– Ты мог бы получить его. Чего ты выжидал, детектив Кейси?
Пристальный взгляд Гамильтона буравил его мозг, словно дрель. В его голосе была уверенность, которая навела Джека на мысль, что Майлз каким-то образом манипулировал им. Но с какой целью? Джек внезапно почувствовал, что его разоблачили. На лбу выступила испарина.
– Ты потеешь, Джек. Все в порядке?
– Тут жарко. И очень душно. А я шел сюда пешком.
– На какое-то мгновение я подумал, что ты скажешь, будто нервничаешь из-за того, что будешь давать показания на моем слушании.
Гамильтон внимательно наблюдал за выражением лица Джека.
– Ты, похоже, не удивлен.
– Я слышал об этом, – ответил Джек.
– Правда? Есть соображения?
– Меня не интересует прошлое.
– Но прошлое – это все, что у меня осталось, Джек. Благодаря тебе закаты остались только в моей памяти. Но это изменится. Я снова почувствую тепло. Это только вопрос времени. Что же касается нового процесса, то у меня сложилось странное ощущение, что ты не доживешь до суда. Этот псих хочет тебя сделать, я думаю. – Гамильтон подмигнул.
Джек чувствовал, что Аманда хочет поговорить с ним. На этот раз он решил послушать ее. Тяжесть и ярость последних семи лет навалились на него. Джек вернулся в спальню, снова переживая тот момент,
– Ты отсюда не выйдешь, Майлз.
– Было приятно, когда Чарлз Слэвин умолял тебя о пощаде? Это тебя проняло?
Разум Джека отключился.
Гамильтон вытащил кипу бумаг из-под блокнота и прижал ее к решетке.
– Узнаешь почерк?
Это была копия дневника Джека.
– Я смотрю, ты тоже научился выходить за пределы тела. – Гамильтон швырнул листы на стол. – Ты больной сукин сын. Когда мои адвокаты закончат с тобой, ты окажешься за решеткой. Придет время, когда я буду навещать тебя здесь.
Это было похоже на полуночный звонок, когда узнаешь ужасные новости, которые будут преследовать тебя всю оставшуюся жизнь. Джек привык к такому. Гамильтон использовал четвертую семью, чтобы заманить его сюда.
«Почему? Почему сейчас? К чему такая спешка?»
Голос, похожий на голос Майка Абрамса, приказывал ему уйти. Но Джек не мог пошевелиться. Майлз Гамильтон смотрел на него с той же самоуверенностью, что и тогда, в спальне.
– Ты думаешь, что я не знаю, что Алисия Клейбрук и ее сын попали в программу защиты свидетелей? – спросил Гамильтон. – Что ты прячешься под именем Джон Питерс? Я следил за тобой годами, Джек.
Странный жар залил глаза Джека, высушил горло. Вместо того чтобы уйти, он уронил чемодан на пол, подошел к решетке, схватился за прутья и почти прижался к ним лицом. Глаза Гамильтона сияли нехорошим светом.
– Ты никогда больше не почувствуешь тепла солнца, Майлз.
– А ты можешь всего через несколько секунд встретиться с женой.
Джек действовал молниеносно. Он просунул сквозь прутья правую руку и схватил Гамильтона за рубашку. Тот отреагировал как новичок – он ухватился за руку, которой Джек тянул его к себе. Левой рукой Джек схватил его за затылок и с размаху ударил лицом об решетку. Потом разжал правую руку и схватил Майлза за горло. Он все сильнее сжимал пальцы, ощущая, как они погружаются в плоть.
У Гамильтона из носа шла кровь. Он покраснел, глаза слезились, из горла вырывались сдавленные влажные звуки.
– Это как попробовать Бога на вкус, не так ли, Джек?
Но Джек его не слышал. Он вдавливал голову Гамильтона в решетку, глядя, как его кровь стекает по рукам, чувствуя ее тепло. Для своего возраста Майлз был достаточно жилистым и сильным, но он не мог и пошевельнуться. Сила Джека – его ярость – приковали его к решетке.
Гамильтон вскрикнул, и Джек почувствовал, как черные тучи, окутывавшие его разум, разошлись, как засияло солнце, ударив его потоком тепла, который выжег сожаление и ярость, уничтожил воспоминания, которые преследовали и отравляли его. Благословенное исцеление, которое он так отчаянно искал, было теперь в его руках. Он только сожалел, что это удовольствие не продлится вечно.