Жажда ночи
Шрифт:
Когда рисунок в виде перевернутой звезды был завершен, в чаше ступки осталось как раз одна четвертая часть смеси.
Прекрасно, значит все шло правильно.
Поставив ступку в центре рисунка, у своих коленей, которые уже успела ободрать до крови грубыми половицами, она потянулась к задвижке на клетке. И просунув руку, поймала первую птицу. Быстро захлопнув дверцу, чтобы не дать шанса другим улететь, она крепко зажала свою жертву в кулаке, ощутив неистовые удары крохотного сердца.
Потянувшись левой рукой, она не глядя нащупала острый и тяжелый тесак, который оставила неподалеку. И,
Брызги крови разлетелись, попав ей на щеки и лицо.
Наблюдая за тем, как утихают последние судороги маленького тельца, она слизнула эти капли языком. Соленное. И отдает старой медью. Совершенно не понятно, что вампиры находят в ней.
Хмыкнув, она повернулась к клетке, и точно так же расправилась с оставшимися четырьмя птицами.
Теперь каждую вершину ее пентаграммы венчала тушка жертвы, а она сама, ее лицо, руки, рубаха, и даже волосы - покрылись огромным количеством алых брызг. Но какое это имело значение?
Покончив с жертвоприношением, она вернулась к чаше.
Теперь начиналось самое главное.
Ни разу не прервав чтение заклинания, она распластала левую руку на полу, в центре пентаграммы и, не замечая, что начинает раскачиваться в такт проговариваемым словам, занесла тесак. Не испытывая ни капли сомнения, она одним стремительным, твердым движением отрубила свой безымянный палец.
Руку пронзила резкая боль, а из обрубка брызнула кровь, грозя ослабить силы. Но ее голос даже не дрогнул. Все так же продолжая начитывать слова, все больше нагнетая тембр заклинание, она поднесла пораненную руку к огню лампы, прижигая рану. И в то же время, отбросив не нужный теперь резак, правой рукой подняла отрубленный палец и бросила его в чашу, к оставшейся смеси трав. Туда же отправилось и масло из лампы, вместе с горящим фитилем.
Удостоверившись, что огонь не погас, она низким, едва ли не гудящим голос, закончила заговор.
Стоило прозвучать последнему звуку - смесь вспыхнула ярким, неестественным пламенем, распространяя по комнате запах паленой плоти. И тут же вспыхнул контур пентаграммы, заключая ее в пылающую звезду.
Тяжелая, удушающая пелена повисла в комнате. И неясное марево замерцало, принимая очертания неясной женской фигуры.
– Зачем ты опять позвала меня?
– ледяной голос не выражал никаких эмоций. И все же, она почувствовала, что богиня недовольна.
– Я хочу получить долголетие, чтобы суметь стать достойным воплощение тебя, - быстро проговорила она, глотая чадящий дым. Испытывая опасения, что Кали может в любую минуту уйти.- Даруй мне его, Великая.
Фигура из дыма хмыкнула.
– Отчего ты решила, что удостоишься подобной чести, ничтожество?
– спросила богиня, и теперь в ее голосе отчетливо звучало ехидство.
– Потому что я самая достойная, - немного обиженно съязвила она, но тут же прикусила язык, принимая более смиренную и униженную позу. Распластавшись на полу, чувствуя, как огонь лижет босые ступни, она продолжила, не поднимая голову.
– Ведь я единственная, кто обнаружила способ призывать тебя. И только у меня достало для подобного силы…
Кали расхохоталась.
От этого смеха кровь
– Ты называешь вот это призывом?
– насмешливо спросила она, внезапно прекратив веселье.
– Слабое подобие истинного ритуала. Я даже не могу получить тело, ты не смогла преодолеть преграду между реальностями, ведьма. Жалкая попытка.
– И все же, никто уже очень давно не мог совершить и подобного, - опять не сдержавшись, сдерзила она.
– Ты слишком заносчива и тщеславна, не думаю, что ты достойна стать вместилищем моего могущества, - призрачная фигура начала терять очертания.
– Но ведь нет никого лучше!
– цепляясь за свой последний аргумент, закричала она, вскидывая голову.
Кали задержалась, и словно бы задумалась, повиснув тенью над пылающей пентаграммой.
– Хм…, ты права, сейчас - нет никого сильнее…, - медленно проговорил призрачный голос.
– Хорошо, ты получишь то, о чем просишь, но еще должна будешь доказать, что достойна, проведя призыв по всем правилам, - богиня усмехнулась, пронзая ее тело очередной волной пытки.- Сохрани пепел из чаши, и всегда держи его поблизости - проживешь достаточно, чтобы использовать еще одну попытку, которую я тебе даю, - холодно произнесла Кали.
– Но…, - это было вовсе не тем, на что она рассчитывала.
– Ты смеешь оспаривать мое решение?
– если бы Кали имела в этот момент тело, у нее наверняка бы приподнялась бровь.
Ей показалось, что от этого, невидимого жеста, вся ее кожа оторвалась от мышц. Но она сцепила зубы, ощущая медный привкус собственной крови во рту.
– Нет, Великая, - покорно прохрипела она.
– Вот и хорошо, - с этими словами Кали исчезла, оставив после себя только запах гари.
Она не имела сил встать. Все тело болело, обожжённые ноги причиняли нереальную муку, а сознание казалось измочаленным, словно пережеванный коровой стебель травы.
И все же, ей дали то, к чему она стремилась, пусть и не в полной мере, но…
Откуда-то, словно издалека, через несколько слоев ткани, донесся голодный плач ребенка.
Он вызвал ее раздражение.
– Иди к дьяволу, - зло прошипела она.
– Еще час потерпишь, не окочуришься.
Собрав все оставшиеся силы, она на локтях доползла до чаши и с жадностью, граничащей с вожделением, посмотрела на кучку белого, зернистого пела, оставшегося от ее пальца и травяной смеси.
Вот он - залог времени, для ее успеха…
Когда Сирина осознала, кто она - в ее разуме мало что уцелело.
Казалось, что сознание разлетелось на осколки вместе с теми воспоминаниями о чужой жизни, которые оживил порошок из кости ведьмы.
Почти то же Рина ощущала и в катакомбах Парижа, когда впервые познала подарок Кали. Правда, не настолько выраженно, да и Михаэль тогда нашел способ отвлечь любимую
Михаэль…
Мысль о нем заставила ее сделать почти невозможное - собрав все крупицы оставшихся сил, она подняла веки, пытаясь собрать воедино вращающуюся реальность и осмотреться. Он не мог не ощутить всего того же, что ураганом прошлось через ее мозг. И вероятно, только благодаря силе Мастера, Сирина все еще могла мыслить.