Жажда смерти
Шрифт:
— Как это?!
— Ногами! — огрызнулся Виктор. — Или поедет. На машине, купленной на украденные у нас деньги!
— Виктор прав, — поддержал Храповицкий. Он по-прежнему говорил ровным тоном, что давалось ему нелегко. — Мы заложники ситуации. Поэтому, что бы мы ни испытывали к Паше, на какое-то время эмоции придется отложить. Андрей, я правильно понял, что Кулаков хочет, чтобы мы забрали Сырцова? Иначе он его попросту уволит. Так?
— Не совсем, — поправил я. — Уволит он
Виктор с размаху плюхнулся на диван и сунул руки в карманы.
— С ним надо решать вопрос! — заявил он жестко.
— Что ты предлагаешь? — расстроенно осведомился Вася.
Чувствовалось, что мысль о невозможности вернуть назад деньги, которые он считал своими, ему непереносима.
— Есть только одно правильное решение.
— Какое? — Вася все еще не понимал.
В отличие от него, я сразу догадался, что имеет в виду Виктор. Но я молчал, потому что хотел увидеть реакцию Храповицкого.
— Какое, скажи? — не унимался Вася.
Не отвечая, Виктор поднялся с дивана, не спеша, вразвалку проследовал к бильярдному столу, установил один из шаров посредине и с силой, хлестко ударил по нему кием. Шар пулей влетел в лузу.
— Вот такое! — отрезал Виктор. И тут до Васи наконец дошло.
— Убийство? — в ужасе прошептал он. — Ты что, хочешь его... того... замочить?.. Насовсем?
Он даже выронил из пальцев четки и закашлялся. Виктор ответил ему спокойным твердым взглядом.
— А почему бы и нет? — спросил он с вызовом. — Что тебя смущает?
Вася не верил своим ушам.
— Убить Пашку? — пробормотал он. — Но ты же не всерьез, да? Ты же образно говоришь? Фигурально.
— Дурак ты, Вася! — презрительно бросил Виктор. — Человек нас ограбил. Предал. И за то, что он нас ограбил и предал, он же нас и ненавидит. Так всегда бывает. Больше всех мы ненавидим тех, кого предаем. От его показаний зависит судьба нашего дела. Всего бизнеса. Нас с тобой! Я предлагаю единственно возможное решение. Рациональное.
Последнее слово он подчеркнул, рассчитывая воздействовать им на Храповицкого, который всегда декларировал свою приверженность деловому подходу к запутанным проблемам.
Я не отрываясь смотрел на шефа. Он тянул с ответом и молчал, делая вид, что не замечает моего взгляда. Момент был переломным. От его слова зависело все: сохраняем ли мы в своих поступках хотя бы остатки морали, о которой Храповицкий так любил распространяться на переговорах, убеждая наших партнеров в необходимости работать именно с нами. Или переходим черту.
Вася налил себе виски,
— Ты-то что сидишь! — вдруг выпалил он, обращаясь ко мне. Видимо, каким-то отчаянным инстинктом он чувствовал во мне союзника.
— Я не буду обсуждать подобных предложений! — отчеканил я. — Для меня они абсолютно неприемлемы.
— Это потому, что тебе нечего терять! — едко заметил Виктор. — Ни жены, ни денег! Гол как сокол!
— Ну, кое-что у него все-таки есть, — заступился за меня Храповицкий.
— Что у него есть? Что?! — кипятился Виктор.
— Честь, например, — не выдержал я. — Сущий пустяк, Витя. Но как тебе однажды сказал Ильич, ты этого не поймешь. На рынок, где ты свининой торговал, ее не завозили.
Виктор покраснел, но только отвернулся, считая ниже своего достоинства мне отвечать.
— То есть ты против? — обращаясь ко мне, хладнокровно уточнил Храповицкий.
— Я не стану в этом участвовать!
— Двое против, один за. Один воздержался, — подытожил Храповицкий невозмутимо. — Обсуждение откладывается.
— С каких это пор голос Решетова стал равняться нашему? — взвился Виктор. Он был так зол, что даже назвал меня по фамилии как постороннего. — Он не партнер!
— Он не партнер! — подтвердил Храповицкий. — И никогда им не будет. Но его голос всегда равнялся нашему. И ты сам об этом знаешь. Иначе зачем ты теряешь столько времени на споры с ним?
Виктор бросил на меня уничтожающий взгляд.
— Постараюсь это запомнить, — пообещал он сумрачно. — Только если Сырцов нас сдаст, то сядем мы, а не этот напарник.
Может быть, в этом и заключалось обаяние Храповицкого, за которое я прощал ему многое. Осадив меня в самолете и увидев, что я это стерпел, он сейчас выравнивал меня в правах не только с Виктором и Васей, но и с собой. И пусть это было сделано в минутном порыве, — такой порыв меня обязывал. Во всяком случае, так я считал.
Я загасил окурок в пепельнице, доломал себя, подошел к Виктору и протянул ему руку.
— Извини, — сказал я. — Я был не прав, когда тебя оскорбил. Больше этого не повторится. Даю слово.
Секунду Виктор колебался.
— Да пошел ты! — наконец проворчал он, пожимая мне руку. — Тоже мне дворянин нашелся! Честь у него! Я, между прочим, на дураков не обижаюсь.
— У всех дури хватает, — философски заметил Вася, не скрывавший своего облегчения оттого, что все завершилось мирно. И, вздохнув, самокритично добавил: — Даже у меня.
— Ну, ты уж на себя не наговаривай, — с улыбкой глядя на Васю, попросил Храповицкий.
5