Жажда жить

О'Хара Джон

— На самом деле, — заметил Фред Бауэр, — позвонить следовало бы Сидни Тейту, а не его жене.

— Отлично, Фред, вот ты и позвони, — сказал Бринкерхофф.

— Но ведь он же твой сосед, Майлз, — возразил Бауэр.

— Вот именно поэтому я и хочу, чтобы позвонил ты, — ответил Бринкерхофф.

— Ладно, договорились.

Члены комитета двинулись вниз по лестнице, и как раз в этот момент выглянуло солнце.

В справочниках и на официальных бланках значилось: Риверсайд-Фарм, но на самом деле это место никто так не называл. Для кого-то оно было фермой Колдуэллов, но в последнее время прижилось другое название — ферма Тейта, так что даже Грейс Колдуэлл называли теперь Грейс Тейт. Указатель дороги, обозначенный на плакатах и другой рекламной продукции, подготовленной к фестивалю Красного Креста, отражал эту неопределенность: «Несквехела-Пайк, 11 миль к северу от Форт-Пенна. Поворот на ферму Тейта (старая ферма Колдуэллов)».

Впрочем, в этот день никто, под каким бы названием ни было ему известно

указанное место, не пропустил бы этого поворота. Конечно же, коренных фермеров не мог смутить моросящий с утра дождь, и они начали съезжаться уже с десяти утра, когда члены комитета все еще решали, не лучше ли отложить проведение фестиваля до субботы. Самые первые прибыли в фургонах, либо на прицепах для сена, либо подводах, запряженных то рабочими лошадьми, то мулами, а то теми и другими сразу. Затем начали появляться фермеры посостоятельнее; эти подъезжали в колясках, легких открытых экипажах, ландо, кабриолетах, четырехколесных бричках. Чуть позже показались грузовики и легковые машины: «форды», «максвеллы», «шевроле», «партен-палмеры», «бьюики», «ханы», «маккары», «гарфорды», «вимы», несколько «кадиллаков», «Франклинов» и по одному «локомобилю» и «винтону». И все это время тут же на лошадях крутилась фермерская детвора — кто на английских седлах, кто на ковбойских, кто на кентуккийских, кто на попоне вместо седла, а кто и вовсе на крупе. Изредка в общей массе мелькали породистые оседланные скакуны, но в основном здесь были рабочие лошадки и мулы с подпругой и вожжами, которые заменяли бельевые веревки. Другие фермерские мальчишки точно так же весь день разъезжали на велосипедах, то по одному, то по двое, но чаще всего группами человек по двадцать. Их двухколесный транспорт издавал какие-то особенные звуки, напоминающие скрежет проволочных колес или звон одинокого колокола, следом за которым сразу раздаются удары еще двадцати. Угрюмо они выглядели, эти ребята, не достигшие еще призывного возраста; молчание они нарушали отрывистыми фразами на пенсильванском голландском, странно напоминающими язык бельгийских военных мотоциклистов, чьих двоюродных братьев побили на войне двоюродные братья этих фермерских ребят. Мальчишки-всадники смеялись, мальчишки-велосипедисты нет. Все вокруг было вычищено до блеска: никелированная обивка уздечек, серебряные украшения ковбойских седел, радиаторы машин, велосипедные цепи, удила и муфты колес и лампы фургонов и их белый парусиновый верх, покрашенные лошадиные копыта, и желтые обода колес на бричках, и черные кожаные крылья экипажей, и продолговатые, три на шесть дюймов, окна, и бензобаки, и колпаки на колесах автомобилей, и отмытые до белизны лица мужчин и женщин, мальчишек и девчонок.

В начале празднества за порядком следил один-единственный полисмен из участка, расположенного на пересечении Несквехела-Пайк и проселочной дороги, ведущей к ферме Тейта. Время от времени он вскидывал руку, останавливая движение транспорта, направляющегося на север, и давая возможность тем, кто ехал на юг, свернуть на проселок, а затем перекрывая поток южан в пользу северян. Работа не пыльная, но с того самого момента, как полисмен заступил на свой пост, в воздухе стояла невыносимая духота, и, чтобы вспотеть как следует, даже не надо было регулировать не слишком оживленное движение — хватило бы мундира и снаряжения. На полисмене была серая фетровая шляпа с завязанными на подбородке тесемками, которая съехала на левый бок, китель и бриджи из плащевой ткани, черные краги и тяжелые башмаки со шпорами, на талии — широкий кожаный пояс с патронами и револьвером сорок пятого калибра, покоившимся в открытой кобуре. Лошадь как будто чувствовала себя лучше; когда вышло солнце, гнедой стоял в тени одного из ореховых деревьев, окаймляющих проселок. Ноги же полисмена поджаривались в асфальте, а от пыли, поднимавшейся с проселочной дороги, его черный мундир стал одного цвета со шляпой. Примерно каждый час по проселку проезжала моечная машина, но пыль оседала ненадолго, а когда на ферму повалил народ из Форт-Пенна, так и вовсе заклубилась в воздухе.

Жители Форт-Пенна подъезжали кто на чем: на лимузинах, старых драндулетах, автобусах, курсирующих между городками графства, специальном железнодорожном составе, велосипедах, мотоциклах. Кое-кто добирался пешком, а к той границе фермы, где протекала река, — на ялике, моторке, катере, плоскодонке, каноэ — словом, на любой посудине, какую допускала глубина дна.

С магистрали и от реки (хотя и в значительно меньшем количестве) между десятью утра и четырьмя часами пополудни двигалась безостановочно вереница людей. Пик пришелся на половину первого, когда появились любители пикников и семьи, которым предстояло отобедать в палатках, оплаченных церковным приходом (к большой радости женщин, которым хоть один день не придется готовить). Программа праздника занимала целый день, хотя главные события были запланированы на полдень и вечер. В первой половине дня деньги можно было потратить на домашнюю сливочную помадку, шипучку из корнеплодов и сарсапарель домашнего же изготовления, конные забеги, рукоделие, лотерею, в которой можно было выиграть вышивку, пиво, эль, портер, гамбургеры, сосиски, поездку на карусели, качелях или поезде, стрельбу из ружей двадцать второго калибра, соревнование на силу рук и

подобные нехитрые развлечения. Послеполуденная программа включала концерты в исполнении двух оркестров, мертвую петлю и другие фигуры высшего пилотажа, которые демонстрировали два биплана, принадлежащие Национальной гвардии штата Пенсильвания, конские скачки на трех дорожках с участием лошадей из всего графства, матч по бейсболу между командами железнодорожной и пожарной служб Форт-Пенна, ну, и все те же немудреные утренние развлечения. Помимо того ожидали выступления достопочтенного Вальтера Б. Бухвальтера, председателя городского отделения Красного Креста; достопочтенного Фреда Дж. Бауэра, президента ассоциации коммерсантов Форт-Уорта; капитана Е.М.У. Смоллетта, кавалера ордена «Военный крест», служащего в королевском военно-воздушном корпусе; кавалера ордена «Крест Виктории» сержант-майора А. В. Гаджа из королевского инженерного корпуса; полковника Хэмилтона Дж. Шофшталя из Национальной гвардии Пенсильвании; доктора Дж. Дж. О’Брайана, руководителя городской кардиологической больницы и начальника медицинской службы недавно сформированной милиции штата Пенсильвания; миссис Сидни Тейт, заместителя председателя отделения Красного Креста графства, а также его превосходительства достопочтенного Карла Ф. Дункельбергера, губернатора штата. Предполагалось, что ужин подадут в церковных палатках с пяти до восьми вечера, в девять начнется салют и будет продолжаться целый час, с семи до одиннадцати — танцы под музыку расширенного оркестра профессора Луиса Кляйнханса вперемешку с оркестром Пенсильванских железных дорог. Для лиц старше двадцати одного года было объявлено, что работает палатка со спиртными напитками. Чего никак не планировали заранее, так это присутствия двух девиц из заведения Мэй Брейди на Терминал-стрит, которые при содействии повара миссис Тейт Хиггинса открыли в незанятом вычищенном деннике конюшни миссис Тейт свое дело и занимались им до тех пор, пока их не обнаружили два детектива из полиции графства.

Без десяти пять по направлению к ферме Тейта легким галопом прогарцевал капитан Герман Ф. Людвиг, старший офицер группы А. Полисмен Даффи, все еще несущий свою службу, отдал честь начальнику на сером жеребце, а Людвиг ответил на приветствие.

— Следующие полчаса, Даффи, — распорядился он, — организуй движение только в одну сторону. Пропусти десять машин, остальные пусть ждут. Больше никого до пяти не пускай. Так мы хотя бы слегка расчистим проселок. Мне сейчас сообщили, что губернатор уже в дороге, выехал около пяти минут назад. Так что минут через пятнадцать будет здесь.

— Слушаю, сэр, — козырнул Даффи.

Людвиг соскочил на землю и привязал серого к свежевыкрашенному столбу на изгороди. Он оправил мундир и стряхнул с него пыль, вынув из кармана пестрый носовой платок, стер пыль с черных ботинок, затем встряхнул платком и протер подбородный ремень и внутреннюю ленту шляпы.

— Господи, какая жара, — проговорил он, становясь рядом с Даффи.

— Это точно, — откликнулся тот. — Пот льет градом.

— У тебя кто сменщик?

— Боллингер.

— Не повезло.

— А что?

— Какой-то пацан упал в воду, и Боллингеру пришлось лезть за ним.

— В одежде?

— Во всем. Во всем, кроме шляпы, да и ту стащил какой-то сукин сын.

— Вот сволочь. Новые штаны, новый мундир, новая шляпа. А свой сорок пятый Боллингер тоже потерял?

— Валяется где-то на дне реки.

— Н-да, попали на добрую сотню. А вы ему никак не можете помочь, капитан?

— Единственный способ получить ссуду на новое обмундирование — показать дыру от пули в старом. Давно сам бы мог усвоить. Вот почему приходится лизать задницу губернатору. Может, и удастся вытянуть что-нибудь, если, конечно, он будет в настроении.

— Тогда в этом году Боллингеру ничего не светит, — вздохнул Даффи. — До конца нынешней сессии новых ассигнований не выделят.

— Между нами, Даффи, да еще вот этим столбом, у Боллингера все будет в порядке. Во всяком случае, мне так кажется. Если постараться поговорить наедине с Сидни Тейтом, он все сделает. Он нас любит, это наш друг.

— Славный малый, — согласился Даффи. — А Боллингер-то сейчас где?

— Боллингер? — рассмеялся Людвиг. — В палатке первой помощи, ждет сухую одежду.

— А санитарки там есть?

— Санитарки? Нет. Санитарок нет. Но есть ребятишки в халатах санитарок. И лучше бы им держаться вместе. А то Боллингер расселся там, как герой, со своим штыком, в одном только армейском одеяле.

— Да, Боллингер большой оригинал. Свалился в кучу дерьма и вылез весь в алмазах. А малого-то он вытащил из воды, капитан?

— Естественно, — сказал Людвиг. — Я знаю, как помочь этому везучему сукину сыну. Достану ему плавки или какой-нибудь комбинезон и заставлю отыскать сорок пятый.

— Капитан, — рассмеялся в первый раз Даффи, — знаете, о чем я подумал? Я вот торчу здесь с десяти утра, и никто мне даже бутылки лимонада не принес, и я думал о Боллингере, о том, как он нежится на холодке, в тени, у себя на речном посту, и что в четыре он меня сменит. И вот я узнаю, что он бросается в воду, вытаскивает какого-то малыша, ему приходится раздеваться на глазах у всех этих расфуфыренных девок — надеюсь, сорок пятый застрял где-нибудь в иле.

— Таковы правила, — заметил Людвиг. — Оружия терять нельзя… Я так и думал, что эта история тебя позабавит, Даффи.