Жду признания
Шрифт:
— Хуан, а если… а если у нас будет ребенок?
Лицо Хуана сделалось абсолютно непроницаемым, точно гипсовая маска.
— Меньше всего я хочу, чтобы мой ребенок пережил все то, что мне самому довелось испытать в детстве. Нельзя, чтобы дети росли в семье, где нет любви и тепла. Но ты, безусловно, всегда можешь рассчитывать на мою финансовую поддержку. Независимо от того, будет ребенок или нет.
Все это он произнес таким будничным равнодушным тоном, будто они обсуждали покупку нового дивана. У Линн заныло сердце. Хотелось сказать, что она его любит. Что он ей нужен. Но она не смогла
— Оформление документов займет какое-то время. А пока я тебе предлагаю вернуться в поместье и жить там как раньше. Моя мама… Я попрошу ее оставаться в Мадриде, пока все не закончится.
— А сколько времени…-У Линн вдруг пересохло во рту.
Что-то странное промелькнуло в глазах Хуана. Ярость? Боль?
— Не больше, чем необходимо, — сухо проговорил он.
— Хуан…
— Нет, Линн. Я не хочу ни о чем говорить,
Я тебя очень подвел. Я создал себе воображаемый мир и едва ли не силой затащил в него тебя, не имея на то права.
— А теперь, когда оказалось, что я не та девушка из мечты, которую рисовал мой отец, ты понял, что я тебе не нужна,-с горечью проговорила Линн, вложив в слова всю свою боль. Но Хуан лишь молча взглянул на нее и вышел из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.
Если Линн считала себя несчастной в первую неделю замужества, то во вторую она узнала, что несчастье может быть беспредельным. Хуан держался холодно и отстраненно, так что Линн боялась лишний раз с ним заговорить. Почти все время он проводил в кабинете и не выходил даже к обеду и ужину. Линн не знала, что делать. Ее разрывали самые противоречивые побуждения. Например, пойти к мужу и попробовать поговорить с ним, постараться все исправить. Или уехать подальше отсюда, потому что жить так дальше было невыносимо. Боль, которая терзала ее теперь, была не в пример сильнее той, что причиняла ей ревность к Хосефине.
И горше всего было осознавать, что она виновата во всем сама. Что сама, своими руками, разрушила свое счастье…
В конце недели Хуан сказал ей, что в поместье приедет адвокат.
— Он прибудет сегодня ближе к вечеру. Но мне обязательно надо быть на заседании ассоциации виноделов. Может быть, сделаешь мне одолжение и займешь его, если я не успею вернуться вовремя?
Встретить человека, который подскажет, как лучше аннулировать их брак! Не слишком ли многого он у нее просит?! Но Линн лишь вымученно улыбнулась мужу и согласно кивнула. В последнее время она уже свыклась с болью, так что бездушная холодность Хуана уже перестала ее задевать.
Сеньор Фолгейра приехал в четыре часа. Линн пригласила его в гостиную и предложила прохладительные напитки. Она видела, с каким беспокойством поглядывает на нее адвокат. Да уж, сейчас она вряд ли похожа на цветущую молодую женщину, безмерно счастливую в замужестве. Интересно, а Хуан сообщил, зачем он его пригласил? Впрочем, какая разница? Все равно Хуан сейчас придет и все ему скажет. Но сначала Линн решит один важный вопрос. Она заявила, что хочет отдать виллу и
— Прекрасно,-заметил адвокат.-Хоть малая часть побережья Андалусии не достанется алчным дельцам из Мадрида, которые только и думают о своей выгоде.
При упоминании об алчных дельцах Линн нахмурилась.
— Насколько я знаю, мой отец не собирался продавать принадлежащую ему землю под новое строительство.
— И ваш отец и Хуан. Они оба хотели сохранить этот уголок побережья в первозданном виде. Ваш отец намеревался разбить там виноградники. Такие же, как у Хуана в поместье. Но умер, не воплотив планы в жизнь. Когда он составлял завещание, то хотел оставлять виллу и землю Хуану. Но тот предложил завещать ее вам.
Адвокат подтвердил то, о чем Линн уже догадывалась. Но, по иронии судьбы, подтвердил слишком поздно. И ей некого было в этом винить, кроме себя самой. Если бы она тогда не пошла на поводу у Хосефины, если бы нашла в себе мужество поверить Хуану, когда он говорил, что любит ее… А теперь уже поздно.
Желание Линн передать виллу мужу адвокат принял как должное. Он только предупредил, что подготовка необходимых документов займет какое-то время, но все будет готово к концу следующей недели. Из дальнейшего разговора с сеньором Фолгейрой Линн поняла, что адвокат пребывает в полной уверенности, что Хуан пригласил его, чтобы обсудить некоторые вопросы касательно поместья и покупки земель, прилегающих к виноградникам. Лини не стала его разубеждать.
Вскоре вернулся Хуан, и она оставила мужчин одних. Поднявшись к себе, чтобы привести себя в порядок к ужину, Линн вымыла голову и собралась высушить волосы феном. Но тут увидела в зеркале, как дверь открылась и в комнату вошел Хуан. Сердце ее забилось так, что, казалось, сейчас выскочит из груди. Хуан был хмурым. Жесткие складки вокруг рта стали глубже. И вообще выглядел он неважно. Как будто в последнее время мучился бессонницей. И он, кажется, похудел. Странно, подумала Линн, почему же она раньше этого не замечала? .
— Сеньор Фолгейра сказал, что ты собираешься переписать виллу на меня. Не объяснишь мне, что все это значит?
Линн отвела взгляд, чтобы невольно не выдать свою боль.
— Так будет лучше, Хуан… Расстанемся по-хорошему.
— То есть так, чтобы тебе ничто уже не напоминало обо мне… о нашем браке.-В его холодном и жестком голосе сквозила такая ярость, что Линн пробрала дрожь.-А если ты забеременела… От моего ребенка ты тоже избавишься?
Это были плохие слова-несправедливые и жестокие. Линн замотала головой. На глаза навернулись слезы.
— Как ты можешь так говорить? Ты же сам меня прогоняешь. Ты сам… — Хуан резко шагнул к ней.
— Нет… не прикасайся ко мне.-Линн безотчетно отпрянула. Если сейчас он дотронется до нее, она забудет о гордости и станет умолять позволить ей остаться с ним. — Не прикасайся ко мне… иначе я не смогу никуда уехать.
Линн не хотела произносить эти слова. Но она была уже на пределе. Еще немного-и с ней случится истерика. Господи, ну почему у нее не хватило ума попросить сеньора Фолгейру не говорить Хуану о ее намерениях в отношении виллы?! Конечно, теперь он откажется. Теперь ему ничего от нее не нужно. Ни ее любви, ни…