Жечь мосты и грабить корованы

Михнегер Егор

— Ах, табличка, — сообразила я. — Это которая «Не беспокоить», что ли? — Я подтянула табличку ближе к глазам. — Ну, извиняйте, иностранным языкам не обучены. Однако вам все же придется побеспокоиться.

Я протиснулась между Борькиным животом и дверью и проскользнула внутрь каюты, а тот, удивляясь моей неслыханной наглости, не на шутку рассердился:

— Марианна, — обратился он ко мне официально, — не кажется ли тебе, что...

Но его перебила лежавшая на кровати Лялька:

— Ты чего, Марьяшка? Случилось

что-нибудь? — спросила она.

Вот она — настоящая подруга. Сразу догадалась, что если ночью я лезу в чужую спальню, так, значит, на то есть веская причина. Я же все-таки не ненормальная какая-нибудь, чтобы по ночам по чужим спальням просто так ходить.

Я кивнула.

— Случилось. И гораздо хуже, чем вы думаете.

Я посмотрела на Ляльку, потом на Борьку. Бедный Борька! Он так старался — устраивал для отца эту прогулку на яхте с юбилейным банкетом, чтобы все было необычно, чтобы у всех остались незабываемые впечатления.

Да уж, что-что, а впечатления точно останутся незабываемые.

— Вставайте, одевайтесь, — сказала я. — У нас большие неприятности — Веронику убили.

Минута молчания, последовавшая за моими словами, была красноречивой, но недолгой. Лялька сначала, конечно, вытаращилась на меня в полной обескураженности — все-таки известие я им сообщила не рядовое. Но потом быстро пришла в себя и, откинув в сторону одеяло, стала торопливо одеваться.

Борька последовал ее примеру, а я скромно вышла в коридор. Не могла же я смотреть, как они одеваются.

Однако стоять одной ночью в совершенно пустом коридоре на яхте, где только что произошло убийство, было страшновато.

Слава богу, что ждать мне пришлось недолго. Уже через минуту из каюты торопливо вышел полностью одетый Борис и, не сбавляя хода, направился по коридору к лестнице. В одной руке он держал мобильный телефон, по которому разговаривал со своей охраной — Климовым, другой запихивал за пояс джинсов большой черный пистолет.

— О господи, — ахнула я, — это еще зачем? Ты что стрелять, что ли, собрался?

Борька не обратил на мои слова никакого внимания, только махнул на ходу рукой, давая понять, чтобы я не отставала и следовала за ним. А я и не отставала. Кому ж охота отставать, когда на яхте такое смертоубийство происходит? Напротив, я торопливо семенила рядом.

— Ты телохранителю, что ли, своему звонишь? — спросила я. — Климову? А его уже отец пошел будить и уже разбудил, наверно. А Димка пошел к капитану. Капитан же должен быть в курсе дела?

На нервной почве я тараторила как заведенная.

Борька оглянулся и кивнул.

— Да, капитан должен быть в курсе дела. Так куда теперь?..

— Что куда?

— Ну где труп-то? В какой каюте?

Я растерянно посмотрела на Бориса и огляделась. Номера кондраковской каюты я, естественно, не знала. Знала только, что находится она в спальном отсеке верхней палубы. Я

же слышала их ссору, когда гуляла по палубе с Дулькой. А мы как раз и находились на верхней палубе, значит это должно было быть где-то здесь.

Но что-то ни слез, ни рыданий Кондракова слышно не было. И вообще в коридоре стояла мертвая тишина.

— Вообще-то где-то здесь, — неуверенно произнесла я. — Кажется...

Борька раздраженно подергал шеей.

— Кажется, кажется... Ты же сама расселяла гостей, значит, должна знать, кто где живет. — Борька был явно в плохом расположении духа и поэтому вредничал.

Да, действительно, гостей по каютам размещали мы с Лялькой. Но куда определили чету Кондраковых я, ей-богу, не помнила.

— Не помню, — честно призналась я. — Просто из головы вон.

Борька вдруг усмехнулся и великодушно похлопал меня по спине.

— Отчего это память у тебя такая девичья? — съязвил он, вероятно, намекая на мой возраст. — Ничего-то ты не помнишь.

«Сам дурак», — проворчала я, правда, не вслух, а про себя, а вслух сказала:

— Знаю, что где-то здесь — на верхней палубе. А где, не помню. Давай пройдемся по коридору и послушаем.

— Что послушаем?

— Ну я не знаю... звуки там разные.

Тут из каюты наконец вышла Лялька. В отличие от меня она была одета не в пижаму и вытянутый до колен мужской джемпер, а в белые, сильно обтягивающие ее выразительную попу джинсы и нежно-розовую кофточку. Для удобства передвижения по яхте в ночное время на ноги она нацепила босоножки на высоких каблуках. В этом была вся Лялька! На дворе ночь, на яхте труп, а она даже губы не забыла накрасить.

— Чего стоим, кого ждем? — деловито осведомилась она. — Вы ее уже видели?

— Нет, тебя ждали, — съязвила я. — А вообще-то мы забыли, где находится их каюта. Знаем, что где-то здесь, на этой палубе. Но где?

Лялька удивленно вскинула брови.

— А почему, собственно, здесь? — спросила она. — Они что, поменялись с кем-нибудь каютами, или ты их переселила?

Я растерянно захлопала ресницами.

— Вообще-то я никого не переселяла. А где их каюта?

— Внизу, рядом с тобой.

Лялька быстро направилась к лестнице, и мы с Борисом последовали за ней.

Каюта Кондраковых, оказывается, действительно находилась на нижней палубе — в трюме. И как это я забыла? Я ведь сама отдавала Василию Ивановичу ключ. А Вероника тогда все еще нудела по поводу того, что институтское начальство, видите ли, наверху поселили, а их, видите ли, внизу —- в трюме. В общем недовольна была. А между прочим, Соламатиных тоже внизу поселили, и они при этом не возмущались. Теперь-то я это хорошо вспомнила. Но почему же тогда мне показалось, что ночью я слышала их голоса на верхней палубе? По крайней мере, голос Кондракова я слышала отчетливо. Или все же мне это показалось?