Жечь мосты и грабить корованы

Михнегер Егор

— А давайте проверим, есть у вас слух или нет, — предложила я. — Вы ведь на нижнем этаже живете, ведь правда?

— Да, — ответила Соламатина, — на нижнем, там же, где и вы.

«Ну с профессоршей мы, кажется, в точку попали, — обрадовалась я. — Просто Шерлок Холмс в юбке. Все видит, все примечает, не то, что я, растяпа. До сих пор не выучила, кто где живет».

— Тогда помогите нам разрешить один вопрос.

— Какой?

Профессорша обрадовалась, что кто-то нуждается в ее помощи и всем своим видом выразила полную готовность ее оказать.

—

Вы представляете, — начала я, — всю прошлую ночь кто-то беспрерывно ходил по коридору. И вот Дмитрий, — я указала на стоящего рядом Димку, — утверждает, будто бы это я ходила туда-сюда и не давала никому спать. Вы представляете?

Евгения Матвеевна усмехнулась.

— Представляю, тем более, что вы действительно два раза проходили по коридору. Наверно, ходили гулять со своей собачкой? Я слышала, как она поскуливала.

«Вот это слух! — восхитилась я. — Услышать сквозь гул двигателей (а на нижнем этаже постоянно стоит гул от их работы) ничтожное поскуливание Дульки — для этого особый талант нужен».

И судя по всему, мадам Соламатина этим талантом обладает.

Правда, почему она сказала, что я только дважды проходила по коридору? Если мне не изменяет память, я там мотылялась значительно больше. Сначала я действительно ходила выгуливать Дульку, потом ночью меня разбудила мама — лекарство для тети Вики потребовалось, потом я ходила к Димке за чаем... Почему же только дважды?

— Потом, правда, я приняла на ночь снотворное, — как бы подслушав мои мысли, пояснила Соламатина. — Я всегда пью на ночь снотворное. И вскоре уснула.

Я разочарованно вздохнула. Тогда понятно, отчего она не услышала моих дальнейших перемещений. Выпила снотворное и отрубилась. А жаль.

— Вот видишь, — повернулась я к Димке, — я только дважды прошла по коридору, да и то по уважительной причине — собаку гулять водила. А ты говоришь, что я всю ночь тебе спать не давала, как будто бы мне делать больше нечего.

Я выразительно посмотрела на Димку, призывая его не стоять молча столбом, а включиться в разговор и спросить у профессорши что-нибудь еще. Надо было аккуратненько выведать, что еще интересного слышала она прошлой ночью. Но профессорша сама пришла нам на помощь.

— После банкета все долго никак не могли угомониться, — сказала она. — Действительно ходили туда-сюда, туда-сюда — спать не давали. То у Кондраковых несколько раз дверь хлопала, то у аспирантки этой — Переверзевой... — При упоминании о Переверзевой Соламатина презрительно скривила губы. — Впрочем, что это я? — сама себя одернула профессорша. — Кому какое дело до того, кто к кому ходил в гости. Ведь правда?

Мадам решила изобразить из себя порядочность, хотя было совершенно очевидно, что ей чертовски хочется посплетничать. И действительно, что за радость подслушивать и подглядывать за всеми, если не с кем это обсудить? И я всецело была с ней солидарна. Не в том, разумеется, что надо сплетничать и подслушивать, а в том, что мне самой до чертиков хотелось узнать, кто же заходил в каюту Кондраковых.

— Да, вы, конечно же, правы, — кисло согласилась я, —

но вот Дмитрий... — я снова попыталась перевести стрелки на Димку, — он утверждает, что это я не давала ему спать.

Профессорша лукаво посмотрела сначала на меня, потом на Димку и хихикнула.

— Ну что ж, это понятно, — сказала она. — Дело молодое. К тому же Дмитрий такой интересный мужчина... — Мадам покосилась в мою сторону и вдруг неожиданно подмигнула. — Понять можно...

Я не знала, что и ответить. Что это она, собственно, имеет в виду? На что это она намекает?

— Э-э… — промычала я. — Э-э-э... а что вы, собственно, имеете в виду?

Евгения Матвеевна откровенно рассмеялась. Оказывается, она была не только сплетницей, но еще и порядочной язвой, и ей доставляло истинное наслаждение ставить людей в неловкое положение.

— Но вы же сами сказали, что всю ночь не давали спать своему другу, — хихикнула Евгения Матвеевна.

Профессорша скривила свои накрашенные ярко-красной помадой губы в плотоядную улыбку и уставилась на меня с нескрываемым ехидством. В ее небольших карих глазках-буравчиках плескалось удовольствие.

Я сразу же забыла про все, что хотела выведать у этой противной тетки, и собралась дать ей достойный отпор. С какой это стати всякие сплетницы будут про меня гадости придумывать?

Я уже открыла было рот, но Димка, зная мой характер и наперед предугадывая мои действия, как бы между прочим наступил мне на ногу.

— Вот вы, Евгения Матвеевна, — Димка не обратил никакого внимания на мой вопль, — сказали, что Марьяша два раза прошла по коридору. Так? — Профессорша согласно кивнула: — А я слышал, что по коридору ходили не два и не три раза, а гораздо больше. Просто вы к тому времени уже скорее всего спали. Да?

Димка любезно улыбался профессорше, и той явно было приятно внимание молодого и, как она сама выразилась, интересного мужчины. Профессорша кокетливым движением поправила свои пергидролевые кудельки и томно повела могучими плечами.

— Нет, ну что вы, — пропела она, — я уснула не сразу. Сначала почитала книгу, потом... — Евгения Матвеевна оглянулась по сторонам и, забыв про томность, сделала знак рукой, чтобы мы приблизились. — Потом я слышала, как к этой вертихвостке Переверзевой пришел этот бабник Кутузов. — Она понизила голос до театрального шепота. — Вы представляете?!

Мы с Димкой дружно кивнули. В принципе представить это было несложно. Молодой жизнелюбивый мужчина приходит на свидание к молодой красивой девушке. Что в этом такого особенного? А вот то, что у Кондраковых несколько раз дверь хлопала, как раз действительно интересно.

А Евгения Матвеевна, совершенно уже забывшись, начала сплетничать напропалую. Она с головой окунулась в свою родную стихию, а мы с Димкой, как отпетые сплетники, с горящими глазами ловили каждое ее слово.

— ...И только он пришел, только они открыли бутылку шампанского, — продолжала Соламатина, — как будто бы им на банкете мало было, и тут в дверь постучал наш главный институтский бабник — Самсонов...