Желание чуда
Шрифт:
Толстой признавался, что часто писал с натуры. Даже фамилии героев в черновых работах были настоящие, чтобы яснее представлять себе то лицо, с которого писал. Писатель изменял фамилии, уже заканчивая «отделку» рассказа. Тем не менее автор величайшего в мировой классике романа разъяснял, что стыдился бы печататься, если бы весь труд его состоял в том, чтобы списать портрет, разузнать, запомнить.
«В Аустерлицком сражении, которое будет описано, но с которого я начал роман, мне нужно было, чтобы был убит блестящий молодой человек; в дальнейшем ходе моего романа мне нужно было только старика Болконского с дочерью; но так как
Пространный писательский комментарий проливает свет на динамику творческого вымысла, его реального воплощения, на понимание типического в искусстве, когда «нужно наблюдать много однородных людей, чтобы создать один определённый тип».
К мысли о создании «Войны и мира» писатель пришёл, работая над романом «Декабристы». «Я того мнения, — восклицал один из декабристов, — что сила России не в нас, а в народе…» «Война и мир» небывалое по художественной глубине, широте охвата воплощённо движения человечества во времени.
Для меня, как режиссёра многосерийного фильма «Война и мир» и исполнителя роли Пьера Безухова, важнее всего было показать, что в Отечественной войне, по словам автора романа, решался вопрос о жизни и смерти отечества. Фильм этот видели не только в нашей стране, но и миллионы зрителей в Индии и Франции, Италии и Канаде, США и Австралии. Особое впечатление на меня произвели встречи в Японии, где к кинопремьере был издан роман «Война и мир», иллюстрированный кадрами из фильма.
Проявление глубокого знания творчества Толстого, любви к его произведениям наблюдал множество раз везде, где приходилось бывать. Всё, от бесед со зрителями до премии «Оскар», присуждённой «Войне и миру», убеждало в величайшей жизненности написанного Толстым, в преемственности искусства, когда созданные гением художественные образы принадлежат прошлому, настоящему и будущему.
К постановке «Войны и мира» я пришёл, имея за плечами опыт экранизации шолоховского рассказа «Судьба человека». Тут ведь тоже отдельная, конкретная судьба народная. Андрей Соколов побеждает, выживает всем смертям назло, берёт верх.
Попав в плен, он всем существом своим восстаёт против принципа «каждому своё», начертанного на воротах лагеря смерти, находит силы противостоять, бороться, верить в успех. И, выйдя победителем из страшной, кровопролитной битвы, человек этот опять борется за жизнь.
Снова надо выстоять, одолеть недуг, потому что собственная судьба — в прямой связи с маленьким беспризорным Ванюшкой, мгновенно поверившим, что произошло чудо — нашёлся отец. Как же опять не вспомнить Толстого, говорившего, что жизнь состоит только в движении к большему и большему совершенству. Вот мысли из его трактата «Что такое искусство?», книги, с которой не расстаюсь вот уже три десятилетия: «Назначение искусства в наше время — в том, чтобы перевести из области рассудка в область чувства истину о том, что благо людей в их единении между собою, и установить на место царствующего теперь насилия то царство Божие, т.с. любви, которое представляется всем нам высшею целью жизни человечества».
Думаю, и сегодня эти мысли Толстого дороги и близки всем людям доброй воли, где бы они ни жили, какой бы ни был у них цвет кожи, какую бы веру они ни исповедовали. Идея искусства, служащего единению людей, их счастью, всеобъемлюща и непреходяща.
Когда обратился к экранизации «Войны и мира», думал именно об этом. Главной и единственной задачей было как можно ближе подойти к Толстому, передать его чувства, а через них его мысли, философию. Не «углублять» Толстого (он и так бесконечно клубок), не «расширять» его (он и так подобен океану), не «осовременивать» (он и без того всегда современен и актуален), а передать средствами сегодняшнего кинематографа написанное Толстым на бумаге. Масштабность сама по себе, постановочные эффекты занимали меньше всего. Хотелось возвыситься до Толстого и тем самым попытаться возвыситься до его гения, приобщить к нему зрителей. Задача невероятной трудности, потребовавшая гигантских усилий, но в то же время вдохновляющая. Ведь мы шли во многом непроторённым путём…
ВОПРОС. Но и до этого были попытки экранизации «Войны и мира»?
ОТВЕТ. Безусловно. Ещё на заре кино русские режиссёры Владимир Гардин и Яков Протазанов пытались переложить для экрана эпопею Толстого. Но об этом знают, пожалуй, лишь специалисты. А вот двухсерийный фильм Кинга Видора вышел, когда кинематограф был во всеоружии изобразительно-выразительных средств современного киноязыка и экранизация эпопеи стала вполне возможной. Об этом я и думал, когда смотрел картину, а также о том, что в ней не получилось, несмотря на обаяние и талантливость режиссуры и актёров, искренне увлечённых Толстым.
Такая подробность: батальные сцены, в которых принимали участие четыре-пять тысяч человек, режиссёр снимал в Италии, ибо в США никто не рискнул взять на себя расходы по таким массовкам. Этот большой фильм снимался, что называется, «в темпе». Объясняется это не только финансовыми соображениями, но и, как это ни странно, боязнью постановщика, что кто-нибудь опередит его и сделает «Войну и мир» раньше.
Но в итало-американском фильме нет прежде всего ощущения русской народной жизни, её особенностей и закономерностей.
ВОПРОС. Интересно, как отнёсся Кинг Видор к вашей экранизации?
ОТВЕТ. Как и подобает истинному художнику, очень доброжелательно и с пониманием. Более того, он был в Америке настоящим пропагандистом нашей картины. Мы с ним встречались много раз. Я даже показывал ему в Москве часть отснятого материала. И он сетовал на то, что многое ему не удалось из-за недостаточной подготовки, ограниченных условий и жесточайшей, подгоняющей художника конкуренции.
Меня глубоко тронуло то особое уважение, с которым снят Кингом Видором фильм «Война и мир». Разумеется, трудно согласиться в этой картине с очень многим. Думаю, что для каждого из нас «Война и мир» нечто значительно большее, чем то, что мы увидели в фильме. Но и режиссёрская работа, и трепетная игра Одри Хепбёрн, и умное, тонкое исполнение роли Пьера Безухова знаменитым актёром американского кино Генри Фонда, и сочувствие освободительной войне русского народа — всё это свидетельствует о том, что между искусствами, как и между народами, возможно самое глубокое и искреннее взаимопонимание.