Желание
Шрифт:
он говорил, а программа началась заново. Он поднял голову, белки глаз выделялись на
лице. Мы думали об одном: доктора Натарай убили.
Арун провел ладонью по глазам. В этот миг показалось, что он стал на десять лет
старше. Он вытащил Ладонь из кармана жилетки.
– Вызываешь полицию? – спросил я.
– Нельзя, - сказал он. – Нельзя идти в полицию. Какие у нас есть доказательства?
Я выругался. После встречи с доктором Натарай Линь И смогла взломать аккаунт
законодателя
похожие переписки и у других людей, с которыми пыталась встретиться доктор Натарай.
Все сообщения от мистера Ву были с одинаковыми скрытыми угрозами, намекали на
расплату в случае непослушания. Мы все еще не знали, кто стоял за работой этого
мистера Ву. А теперь мама Аруна была убита.
– Эй, Арун, - донесся из Ладони бодрый голос Линь И. – Что такое?
Арун открыл рот и закрыл его. Слезы лились по его лицу, горло работало. Я отвел
взгляд, ощущая жжение в глазах.
– Линь И, нам нужно встретиться, - сказал я. – Кое-что произошло.
Пауза. Она ответила:
– Завтра утром? У меня?
– Да, - сказал я.
До этого работа с доктором Натарай казалась безвредной. Помогать той, кого мы
любили и уважали. Помогать мэй спасти Тайвань. Играть хороших. Но доктора убили, и
было ясно, что мы оказались против профессиональных преступников, которые были
старше, умнее и богаче. Мы могли погибнуть следующими.
– Хорошо, - донесся голос Линь И. – Увидимся завтра, - тихий звон, она
отключилась.
Арун снова обхватил маму, укачивая ее. Я стиснул зубы.
– Мы доберемся до гадов, что сделали это, - сказал я.
Он поднял голову и согласно кивнул.
Нет. Эти подонки так просто не уйдут.
• • •
Все утро в день фестиваля Цинмин моросил дождь. Тайпей казался пустым,
подавленным. Большая часть магазинов была закрыта, только несколько прохожих было
видно на тротуарах, некоторые держали яркие зонты. Я был в кепке, но решил этим утром
идти без маски. Дождь был теплым, задевал мою кожу на ладонях, шее и щеках. Он не
жалил, был слабым. Днем мэй в Тайпее редко ходили без маски. Наши дожди приносили
достаточно грязи в воду, но они все еще могли расчистить коричневый воздух, хоть и
всего на пару часов.
Мы встречались в квартире Линь И в центральном Ваньхуа, старейшем районе
Тайпея. Я миновал пустые витрины и заброшенные здания, забитые и исписанные
граффити, но мое настроение изменилось, когда я приблизился к храму Луншань в
нескольких кварталах от дома Линь И. Группы людей, которые не могли покинуть город,
чтобы
главному двору. Черепица изогнутой крыши выделялась красными и зелеными пятнами
на фоне зловещего неба. Дым поднимался в небо, до меня донесся запах сандала,
несмотря на погоду. Сотни палочек благовоний зажгут сегодня, чтобы почтить мертвых.
Я взглянул на Вокс на запястье. Я пробежал мимо толпы, нашел монаха, продающего
благовония за столиком в углу большого двора. Здесь кредитки не принимали. Монах, чье
лицо не тронул возраст, кроме двух глубоких морщин по сторонам ото рта, указал на
деревянную миску на столе. Я был бедным. Не голодал, но все время ощущал голод.
Друзья были добры со мной, особенно Линь И, но я не хотел зависеть от них. Я переводил
с китайского на английский и наоборот, получал достаточно, чтобы выжить. Но ребенок
без высшего школьного образования далеко продвинуться не мог. Клиенты работали со
мной из жалости или использовали меня из-за низких цен.
А мама Аруна всегда передавала мне что-нибудь вкусное домой, когда мы
пересекались. На прошлой неделе я заходил к Аруну посмотреть его последние
приобретения игр, и доктор Натарай отправила меня домой со стопкой лепешек наан,
завернутых в фольгу и с коробочкой тушеной окры. Зрение затуманилось, когда я
вспомнил ее теплые глаза и улыбку, когда она обняла меня. Тот раз был последним, когда
я видел ее живой.
Я выудил из кармана джинсов две монетки юань и бросил в миску. Монах дал мне
три палочки благовоний без слов. Я забрал их и пошел к ближайшей медной урне во
дворе. Она стояла на пьедестале, куполообразная крышка была выше меня. Огонек
мерцал, как мираж, в центре нее. Я зажег благовония, вдохнул дымок сандала и закрыл
глаза. Я сжал ладони и поклонился.
Я минуту вспоминал лицо матери. Потом я переключился на Аруна, сжимающего
тело доктора Натарай, его лицо кривилось, как от физической боли. В тринадцать я был
слишком юн, чтобы понимать несправедливость смерти матери. Я знал лишь, что у нас
нет денег, и мы не могли ей помочь. Теперь, после почти пяти лет жизни на улицах, я
понимал. Я видел, как город, который я любил, раскачивался на грани разрушения,
пытаясь забрать людей с собой. Только ю оставались нетронутыми из-за их богатства.
Теперь мамы Аруна не стало, и я снова ощущал эту боль. Я поклонился еще раз с
тяжелым сердцем, а потом открыл глаза и опустил три палочки в урну. Мы сегодня не