Желанная

Дивайн Тия

– Черт!.. – Он попробовал было сделать шаг, но плеть щелкнула в двух дюймах от его восставшего члена.

Выглядела она так, как ему нравилось. Воплощенная Изабель в кожаном ошейнике и кожаной перевязи через грудь. Полоски кожи намотаны на запястья. Полоска кожи вокруг правого бедра и пропущена между ног. На ней были ботинки на каблуках, и по ее виду можно было подумать, что она собирается дать ему ногой в лицо.

Щелчок плетью.

– Не смей делать ни шагу, сладкий мой.

– Черт побери, я хочу свою жену!

– Твоя жена сегодня не в настроении играть, так

что, если не хочешь, чтобы я содрала полоску твоей шкуры, убери-ка свою игрушку подальше.

– Я знаю, куда мне хочется его засунуть, моя сладкая, и разве ты не поняла еще, что я не могу отвести глаз.

– Конечно, поняла, – надменно сказала Дейн. Она внимательно следила за выражением лица Флинта. Недоумение сменилось лукавством. – Я хочу, чтобы ты смотрел, смотрел и смотрел. – Она опустила плеть с плеча вниз, касаясь приподнятой перевязью груди, провела по тугому соску, затем вниз, по плоскому животу и ниже, так, что рукоять она придерживала бедрами, а сама плеть упала на пол. – Смотри, предатель, потому что больше ты этого никогда не увидишь.

Флинт думал, что выплеснет семя прямо здесь и сейчас. Он был в ярости. Он был растерян. Она была безжалостна, презрительна. Она не играла, и никогда еще он не хотел ее с такой силой.

Он сделал шаг.

– Почему бы тебе не объясниться, Изабель.

Удар плетью о пол. Ее руки были быстры как молния. Секунду назад она ласкала плеть и в следующую уже делала сильный и стремительный взмах.

– Ты, сукин сын, знаешь, о чем я говорю! Об этом браке. О твоем шантаже. Изабель не рабыня, которую можно выменять из чувства дурацкой мести, из-за вендетты, существовавшей между нашими семьями. Не шевелись, мой сладкий. Я свалю тебя в мгновение ока и сделаю тебя евнухом – и это будет вполне по заслугам. Как насчет возвращения долга?

– Я бы хотел войти в тебя, Изабель, глубоко-глубоко, и там бы мы уже с тобой отлично поладили – медленно и легко...

Щелчок.

На этот раз она задела его – едва задела скользящим ударом по бедру, но она была весьма опасно близка к самому сокровенному.

– О, я бы предпочла словесный поединок с тобой, мой сладкий, и мы бы прекрасно поладили – грубо и мило, вполне сродни твоим побуждениям жениться на мне.

– Черт побери, Изабель!

Удар. Плеть снова скользнула по бедру.

– Скажи мне, – сказала она шелковым голоском, поглаживая кожаное тело плетки, – расскажи мне о Монтелете и о том, каким образом мой отец раздобыл деньги на его покупку и какое это имеет отношение к Оливии Ратледж. И тогда, возможно, я оставлю тебя в покое...

«Черт! – Флинт потер ногу. – Кто, интересно, донес ей о соглашении с Гарри? И об этой дурацкой легенде с драгоценностями?»

Удар! На этот раз досталось другому бедру.

– Гарри сказал мне, мой сладкий. Он лишь опустил болезненные детали. Итак, если вы будете так любезны...

Он встретил ее взгляд и сгруппировался. Его возбуждение не уменьшалось, как не уменьшалось желание овладеть ею, и единственное, о чем она его просила, – это ответить на вопросы.

Что ж, он с удовольствием сделает это.

– Особенно нечего рассказывать, Изабель.

Оливия верит в то, что, когда она согласилась выйти замуж за моего отца, Гарри завел интрижку с ее служанкой, женщиной по имени Селия, и убедил ее украсть фамильные драгоценности. Гарри пообещал, что отвезет ее на север, где она будет свободной, но вместо этого отнял драгоценности и бросил. Через несколько месяцев он объявился в Сент-Фое с купчей на Монтелет.

– Он мог раздобыть деньги где угодно, – раздраженно перебила Дейн, нетерпеливо ударив плетью по кровати. – Он мог выиграть их в карты. Он мог получить наследство.

Он мог бы...

– Но более вероятно, что это не так. Селия подожгла комнату, чтобы скрыть улики, и Оливия свято верит в то, что она отдала Гарри не все драгоценности, хотя бы из чувства самосохранения.

– Или зная, что все мужчины обманщики...

– И в то, что она спрятала их где-то в Бонтере.

Мешок с драгоценностями – здесь? Если она поверит в это, то... то все, на чем держалась ее жизнь, пойдет прахом. Выходит, что Гарри был ничем не лучше уличного вора, и положение ее семьи, их богатство, все – фальшивка.

– Но факт остается фактом – Гарри за очень короткий срок завладел весьма внушительным состоянием и поселился в оскорбительной близости от женщины, которая ему отказала. Ты можешь сама решать, каковы были его мотивы, Изабель, но я предпочитаю верить своей матери, и поэтому Монтелет вернулся в мою семью в обмен на то, что Бонтер стал твоим пристанищем.

– Это не может быть правдой.

– Это так же верно, как слова Селии. Она умерла, но дочери успела передать свою тайну. Дочь рассказала то, что узнала от матери, другим. Ничего нельзя доказать, но и делать вид, что ничего не было, тоже нельзя. Я получил возможность взять то, что считал своим, и я сделал это.

– Ты меня использовал...

– Я так не думаю. Тебе со мной хорошо. А то, что сделал твой отец и как это повлияло на мою мать, не должно тебя волновать.

Щелчок кнута, и плеть задела колено Флинта. Ей хотелось его наказать, причинить боль, заставить почувствовать боль в той же мере, в какой она испытывала ее сама.

– А меня как ты рассматриваешь, мой сладкий?

И тут Флинт прыгнул на Дейн до того, как она успела взмахнуть плетью, и прижал к кровати.

– Я бы назвал это огромным состоянием, – пробормотал он, целуя ее в грудь. – Я называю это совокуплением во всех смыслах, и ничего из нашего прошлого или настоящего не может предотвратить этого. Это просто есть, Изабель, как есть мы... Твое тело не отрицает этого, даже если ты отрицаешь.

– Мое тело не имеет рассудка, оно – раб наслаждения, – задыхаясь, проговорила Дейн, стараясь вырваться из его объятий.

Ничего не изменилось – совсем ничего. У нее не было никакой власти, раз она была не властна сопротивляться ему. Ее сила оказалась подкупной – она продалась за прикосновение его языка к тугим соскам, и весь ее апломб куда-то исчезал перед лицом его желания.

Но Дейн не могла этого допустить – даже перед лицом грядущего наслаждения, не могла отдать бразды правления одному лишь телу.