Желать невозможного
Шрифт:
Судья закончил чтение и посмотрел на Иванова, словно проверяя его реакцию. Олег не возмущался и старательно делал вид, что все сказанное лично к нему не относится.
Слово предоставили адвокату истцов.
Акрошкин вышел, посмотрел на Олега и скривился.
– Ваша честь, в заявлении коротко, в конспективной, так сказать, форме все сказано точно. Я не буду говорить, насколько аморален этот поступок советского… простите… российского врача и под какие статьи уголовного кодекса он попадает.
Адвокат
– Вспомним известные и уважаемые нашим народом имена врачей Николая Ивановича Пирогова, Ивана Петровича Павлова или, к примеру, Сергея Петровича Боткина, самоотверженно изучавшего катаральную желтуху…
Он произносил эти слова с таким пафосом и страстью, как будто выступал на многотысячном митинге.
Судья постучал по столу. Адвокат Флярковского замолчал и удивленно посмотрел на него.
– Адвокат Акрошкин, – произнес судья, – я призываю вас высказываться только по существу дела.
– А я и говорю по существу: эти великие люди в гробу сейчас перевернулись, когда узнали, какой у них есть, с позволения сказать, коллега.
– Адвокат Акрошкин, я лишу вас слова!
– Ваша честь, просто я негодую, находясь в одном помещении с этим человеком, дышать с ним одним воздухом невыносимо.
– У вас все? – спросил судья.
– Нет, конечно, – вздохнул адвокат Флярковского, – но я не буду растекаться мыслию по древу, а предоставлю слово фактам. И чтобы не быть голословным, попрошу пригласить в зал судебного заседания заявленных нами свидетелей. Прошу начать с Грецкого Аркадия Яковлевича.
Секретарь суда подошла к двери и, приоткрыв ее, крикнула:
– Вызывается свидетель Грецкий!
Аркаша осторожно вошел в зал, видимо, сразу заметил Иванова и стал смотреть на судью.
Его попросили назвать себя и место проживания. Потом предупредили о даче заведомо ложных показаний.
– При чем тут это? – удивился Грецкий. – Ведь мы не в уголовном суде.
Олег заметил, что Аркадий явно нервничает.
Судья разрешил Акрошкину задавать вопросы своему свидетелю.
– Расскажите суду, Аркадий Яковлевич, об обстоятельствах рассматриваемого сегодня дела.
– О деле я ничего толком не знаю. Скажу только, что находящийся в этом зале гражданин Иванов Олег Богумилович замещал меня на должности заведующего отделением в период моего пребывания в плановом отпуске. Я ему передал все дела, познакомил с историями болезни и показал больных. И он встретил больную Игнатьеву.
– То есть вы хотите сказать, что они и прежде были знакомы?
– Видимо, были, хотя при первой встрече не узнали друг друга. А потом врач Иванов вспомнил, что они с ней в школе учились, но после школы не виделись больше.
– Находящийся здесь Иванов проявлял еще как-то интерес к больной?
– Точно сказать
Аркадий умолк, не решаясь, видимо, выдавать чужую тайну.
– Скажите правду, не скрывайте, – воодушевленно подсказал Акрошкин.
Грецкий произнес с грустью в голосе:
– Он интересовался: будет ли действительна доверенность или завещание, если ее заверит не заведующий отделением, а лицо, его замещающее?
Это была ложь. Олег никогда не спрашивал Аркашу об этом. И сейчас в волнении он схватил Геннадия Павловича за руку, но тот шепнул ему:
– Успокойтесь: пусть врет дальше.
– Вы уверены? – воскликнул адвокат Флярковского, обращаясь к Аркадию, глядя при этом на судью.
– Честное слово даю, – вздохнул Грецкий.
И, повернувшись к Иванову, сказал:
– Прости меня, Алик, но я совсем не умею врать.
– Все-таки завещание было составлено, подписано и заверено подписью Иванова и печатью больницы? – уточнил Акрошкин.
– Да, – негромко произнес Грецкий и опустил голову, – составлено и заверено. А еще у больной Игнатьевой были десять тысяч евро наличными, которые она передала Иванову.
Грецкий вскинул голову и обернулся к Олегу:
– Прости меня, Алик, но я тебя предупреждал, что надо работать честно.
– У меня больше нет вопросов к свидетелю! – громко объявил Акрошкин.
Судья посмотрел на Геннадия Павловича и спросил:
– У адвоката ответчика есть вопросы к свидетелю?
– Нет, – спокойно пожал плечом Геннадий Павлович, – я хотел бы выслушать всех свидетелей истца.
Грецкого попросили присесть на свободное место, и он опустился рядом с Флярковским. Илья Евсеевич по-прежнему делал вид, что сидит в одиночестве.
Акрошкин попросил пригласить в зал свидетельницу Клару Петровну Мозгалеву. Клэр вошла в зал в тонком трикотажном платье черного цвета, с траурными тенями вокруг глаз, преисполненных печали, и черной бархатной сумочкой в руках. Все как на кладбище, если бы не черные чулочки сеточкой.
Она назвала себя и сообщила, что работает в органах опеки и попечительства председателем комиссии по усыновлению.
– То есть это ваша комиссия приняла решение, которое теперь обжалуется на нашем судебном заседаниии? – спросил судья.
– Каюсь, – вздохнула Клара Петровна, – но ведь члены комиссии тогда не могли знать всех обстоятельств. Я пыталась возражать, но их ведь больше. В том смысле, что состав комиссии против голоса одного человека – то есть меня.
– Вы хотите сказать, что гражданин Иванов сразу вам не понравился?
– Сразу или нет, я сейчас точно не помню. Дело в том, что обвиняемый Иванов слишком активно…