Железная маска Шлиссельбурга
Шрифт:
Если говорить откровенно, то именно во времена Екатерины Алексеевны состоялось примитивное деспотическое государство, где превалировало самое обычное рабство во всех его формах и проявлениях. Бесправных крестьян продавали, обменивали на канареек, растлевали девиц, запарывали на конюшнях всех селян, кто вздумал протестовать супротив произвола, не соглашаясь на продажу барином собственных детей. За жалобы на зверства помещиков Сенат постановил всех челобитчиков сечь кнутом и отправлять в Сибирь на вечное поселение, а «добрая матушка-императрица» постановление это утвердила собственной рукою.
Горе пришло на русскую землю, как во времена Батыя!
Страшной
Глава 2
Стальная иголка ловко ходила в тоненьких девичьих пальцах — проткнула ткань с одной стороны, потом с другой, вот и готов стежок. Сколько раз в своей пятнадцатилетней жизни Маша Ярошенко совершала незамысловатое, на первый взгляд, движение, тут даже профессор математики не даст четкого ответа — десятки или сотни тысяч.
Бог один только ведает!
Обычная у нее была судьба до недавнего времени, такая же горемычная, как у многих девиц в стране, весь ужас положения которых заключается в одном горьком слове — бесприданница!
В одном спасение — она все же дочь «однодворца» из Малороссии, дворянина по великорусским меркам, вот только все отцовское владение умещалось на двух десятках десятин земли, которые обрабатывали три крестьянские семьи, большие и вечно работающие в поле. Даже их дети, с которыми ей пришлось общаться, в перелатанной одежде, постоянно что-то делали, не имея время на игры.
С назначением гетманом Разумовского, вводились имперские порядки — сильные повсеместно начали притеснять слабых. Такое завсегда происходило, но теперь все стало более заметно, выпукло. Родной двор Маша почти не помнила, ведь они уехали из Чигиринской округи десять лет тому назад — много ли запомнит пятилетняя девочка?!
Хутор у отца, вместе с усадьбой и крестьянами, отобрал влиятельный полковник, прибывший из столицы. Она на всю жизнь запомнила слова батьки, когда они проезжали мимо заросшего бурьяном, сожженного москалями за измену гетмана Ивана Мазепы города Чигирина — «придет времечко — отольются им наши слезы».
По приезду в Петербург отец стал ходить в Сенат, жаловался на горькое бытие и жестокую обиду. Вот только правды и справедливости, как сейчас хорошо понимала Маша, в столичных учреждениях никому и никогда не добиться, здесь царствует кривда и волокита. Однако от хождений родителя власти откупились чином сержанта, да посулили ему, что вскорости выйдет в офицерский чин прапорщика.
Вот только не судьба — в сражении при Цорнсдорфе, шесть лет тому назад, убили батюшку пруссаки!
Сиротку горемычную забрали в господский дом, владельцем которого был дальний родственник, перебравшийся в столицу еще во времена грозной царицы Анны Иоанновны. Девочку там не обижали, блюли, но жила со слугами — горек такой хлеб приживальщика. Со временем она выучилась ремеслу белошвейки — пусть и не столь денежному, как надеялась поначалу, но достаточно доходному.
Одна беда ушла, другая пришла. Плохо девице-бесприданнице, без отца и матери, сироте горемычной в столице одинокой жить. От приставаний мужских, скабрезных, пока громкое имя покровителя, графа Разумовского, защищало, но что будет, когда она покинет его дворец?!
Но за грозой светлое небо проступает порой — нашел ее в Петербурге дядька отца, дед Иван Михайлович, о котором не было слуху и духу с той поры, как забрали его в армию Петра, первого императора Российского. Пропал почти на полвека — однако нашел Машеньку в огромном городе, да увез ее от греха подальше два года тому назад в Шлиссельбургскую крепость. Там он правил службу мастером при пушках и огненном запасе, будучи в сержантском чине. Дед после войны с пруссаками ушел в полную отставку и получал небольшой пенсион от военной коллегии.
Ох и грозен был ее дед Иван, две серебряные медали блестят на груди. Одна дадена почти сорок лет тому назад — памятная, на кончину Петра Великого. А вот на второй отчеканено — «победителю над пруссаками», ему вручили за победную баталию под Кунерсдорфом, где армия короля Фридриха растаяла как дым после столкновения с русскими полками. Маша часто рассматривала эти награды — лики императора Петра Великого и его дщери Елизаветы. И гордилась — ведь кроме деда во всем Шлиссельбургском гарнизоне только у коменданта майора Бередникова имелась наградная медаль за ту победную битву с пруссаками.
Своих служителей Иван Михайлович держал в узде крепко, боялись они его, обленившись до этого на скучной и тихой гарнизонной службе. Да и каких ворогов в этой глуши ожидать приходится, если ворота в Неву со стороны залива наглухо форты Кронштадта да бастионы Петропавловской крепости надежно перекрывают?!
На стенах древнего Орешка, что видели множество осад, сейчас всего несколько пушек шестифунтовых стоят, не для защиты сколько, а для салюта, на случай прибытия императрицы. Гарнизона вообще нет — три офицера и два десятка инвалидов, да дюжина служителей по разным нуждам. Еще караул от Смоленского полка каждую неделю меняется — но солдаты при подпоручике только башни и стены охраняют, за которые выпускают лишь того, у кого пропуск комендантом майором Бердниковым подписан собственной рукою. А более никого не велено ни выпускать, ни впускать — строгость стоит неимоверная уже несколько лет, а тому объяснение есть легкое и доступное, достаточно только в окошко посмотреть.
Маша отложила вышивание и подошла к раскрытым ставням. От Ладоги шел свежий ветерок, летняя жара в крепости совсем не ощущалась. В казарменном доме у отставного сержанта была большая комната с прихожей — тут им двоим жить вольготно и просторно. Так и прожила бы здесь вечно — дед однажды проговорился, что служить будет до самой смерти, ее опекая. И сам найдет ей жениха доброго и порядочного, если не офицера, то за сержанта из «благородных» выдаст ее замуж и дождется правнуков, и с ними понянчиться успеет.
И с богатым приданным для внучки вопрос им давно разрешен. Уже собрано больше трех сотен целковых, спрятанных на дне сундука. Получил он их наградами в разное время от трех императоров и четырех государыней. Восьми правителям присягал сержант Иван Ярошенко, сын Михайлов, только от имени малолетнего Иоанна Антоновича, свергнутого с престола, деньгами поощрить его за верную службу не успели.
Серебряные рубли и золотые червонцы с империалами тщательно уложены по всему дну, плюс сундук с Машиным рукоделием и три десятка дорогих книг, что хранил в собственной библиотеке дед, должны были стать ее надежной опорой в будущей семейной жизни. Девушка представляла таковую просто — ее муж служит императрице, а она ему, сохраняя очаг в доме и рожая и воспитывая детей.