Железная маска Шлиссельбурга
Шрифт:
— За мной, братцы! Послужим царю Иоанну!
Сталь шпажного клинка вылетела из ножен — подпоручик Мирович первым бросился к воротам, створки которых начали раскрываться. Барабан за спиной выбивал тревожную дробь.
Внутри цитадели вразнобой загремели выстрелы, раздались отчаянные крики, лязг оружия — но воротные створки медленно расползались в стороны. Раскрылись наполовину, уже хватит…
— Ура!
— Вперед, лейб-кампанцы!
— На штык бери!
За спиной дружно топали по земле тяжелые казенные башмаки, солдаты оглушающе кричали, многие издавали из глоток звериный рев. Страшна русская штыковая атака —
По ним стреляли со стен, кто-то за спиной Мировича отчаянно вскрикнул от боли. Подпоручик бежал к раскрытым воротным створкам, где трое караульных с белыми платками на рукавах, сцепились в яростной рукопашной схватке с шестью противниками, еще два тела корчились у дерущихся под ногами. Сторонникам царя Иоанна приходилось туго — как не отмахивайся прикладом и штыком, но шестеро против троих есть двойной перевес в силах, а она, как всем известно, солому ломит.
Но помощь в лице двух десятков «смолян» пришла вовремя — Мирович рубанул шпагой по голове караульного. Бегущий за ним фузилер воткнул штык в закричавшего от боли солдата, что закрыл кровоточащее лицо ладонями. И началось, и завертелось перед глазами, и разящая сталь клинка потребовала вражеской крови!
Схватка была молниеносной — полтора десятка разъяренных потерями солдат смели полудюжину охранников с хода, начисто истребив их в рукопашной схватке.
— Государь в башне! Там стреляли! За мной!
Капрал с белой повязкой на рукаве бросился к Светличной башне, за ним побежали его подчиненные — все трое, как ни странно, уцелели в свалке. Мирович огляделся, мгновенно оценивая сложившуюся ситуацию — она была благоприятной для штурмующих капральств Смоленского полка, и говорила о полной победе над охраной «секретного каземата».
Капрал Кренев со своими солдатами свалил на землю офицеров у комендантского дома, одного из поверженных ожесточенно избивали прикладами. Фурьера Писклова с постовыми на прясле не наблюдалось — проявив удивительную расторопность (бежать все же им было дальше), они ворвались в Княжью башню. Можно не беспокоиться — шестеро сверху, трое снизу, они сомнут офицера из надзирателей и парочку постовых, больше людей в башне просто не могло быть!
Солдаты капрала Миронова, который вовремя заметил перемену в ситуации, ожесточенно лезли в кордегардию. Оттуда по ним палили из ружей, на что в ответ загрохотали частые ответные выстрелы — теперь многие взводили ружейные курки, кое-кто уже заряжал фузеи, отчаянно забивая заряд и пулю шомполом. Внутренний двор цитадели потихоньку накрывало белое полотно густого порохового дыма.
Из Княжьей башни донеслись выстрелы и громкие отчаянные крики. В сердце замерло — ведь там император Иоанн Антонович! Неужели его злодеи убили, а он не успел?!
Издав медвежий рык, идущий из глубины нутра, с перекошенным от ярости лицом, подпоручик Мирович бросился к башне, сжимая в ладони эфес окровавленного клинка…
Глава 11
— Заколю, паскуду!
Вид капитана Власьева, по лицу которого текла кровь, был ужасен. Левая глазница представляла страшную рану, зато правое око горело неистовой злобой. Надзиратель с трудом поднялся на ноги и стал надвигаться на попятившегося от него узника, который потерял контроль над собственным телом. В голове Ивана Антонович перепуганными белками скакали мысли, от которых леденела в жилах кровь.
«Писец котенку, судьбу не обманешь! Сейчас меня заколют, как кабанчика на бойне и освежуют. Парень, ты впал в ступор, очнись! Твою мать, почему руки и ноги не двигаются? Пистолет ведь рядом!»
Капитан Власьев схватился рукой за эфес и потянул из ножен шпагу. Лязгнула сталь и арестант обомлел. Ниже эфеса торчал только стальной кончик, сантиметров на десять, больше похожий на стальное шило, только плоское. Видимо, когда комендант скатился по лестнице, после удара кистенем, то ножны со шпагой ухитрился сломать.
«Повезло мне, ножик не шпага, можно попробовать отмахаться. Да очнись ты, убивать сейчас будут, пока ты клювом щелкаешь! Ты что не понимаешь, что тебя сейчас резать будут! О Боже!»
Обращение к Всевышнему помогло — скованность в теле пропала, а попавшая сзади табуретка придала Ивану Антоновичу сил — учили его, когда то этим предметом драться. Крепко схватив ее за сидушку, он направил ножки на капитана, чуть наклонив вниз — так легче перехватить руку противника, нанести удар тычком, или держать врага на удалении.
«Силен бродяга! Глаз выбили, а сознания не потерял и прет вперед как бультерьер. Видимо, велико желание меня освежевать. Главное — не получить клинком в брюхо, в восемнадцатом веке антибиотиков нет, и уровень у медицины пещерный. А мне нужно выжить!»
Капитан набросился, махая стальным «огрызком» — вот только выбранный Никритиным активный способ обороны был надзирателю не знаком. Шаг в сторону, ножки прошли над вытянутой рукой, и тут Иван Антонович резко повернул сидение по кругу. Сломать десницу не удалось, хотя и нанес травму — капитан взвыл, выронил эфес, который звякнул об каменный пол. И тут же бывший следователь перешел в атаку, выбросив вперед ножки, одна из которых воткнулась в разверзнутый криком рот.
Вопль тут же захлебнулся и перешел в протяжный стон — выбитые зубы и кровавые брызги окатили Ивана Антоновича. И вот тут голову захлестнуло страшной волной накатившего бешенства. Тот, «который внутри», вышел из ступора. В глаза плеснуло дикой яростью, и Иван Антонович сам, отчаянно матерясь, бросился в рукопашную схватку.
— Убью, мразота! Ушлепок!
Табурет раскололся от сильного удара об плечо оппонента, и в ход тут же были пущены кулаки. Удар десницей вышел на славу — челюсть офицера хрястнула, морду несостоявшегося убийцы перекосило.
— Получи фашист гранату!
Иван Антонович в бешенстве ударил капитана в пах ногой — тяжелый башмак попал в цель и офицер сразу скрючился от жуткой боли, тут даже плещущийся в крови адреналин не поможет. Жалеть врага никогда нельзя — Никритин начал натурально топтать поверженного надзирателя своими прочными туфлями. Наносил удары по лежащему на полу телу, чуть подпрыгивая, чтобы они стали убийственными.
Однако через минуту опомнился и затравленно огляделся. В глаза бросилась бойница — яркий проем, обжигающий глаза, которые он судорожно прикрыл ладонями. И посмотрел вниз, на большую каменную площадку — в груди тут же защемило.