Железные бабочки

Нортон Андрэ

Не обращая на меня внимания, девушка достала одежду из шкафа, бросила на ближайшее кресло и принялась расстёгивать крючки и развязывать подвязки на своём платье. Она привычно сняла его и надела другое, с высоким воротником и широкими белыми муслиновыми рукавами. Возможно, не самой последней моды, как в Аксельбурге, но достаточно близко к ней для провинции. Потом она расчесала волосы и превратилась в молоденькую девушку. Причёска не очень подходила к её худому лицу. Но теперь она перевязала волосы широкой лентой и стала вполне соответствовать своему подростковому возрасту, хотя лицу не хватало выражения невинности, какое обычно бывает у девочек.

Со снятым платьем она обращалась с большой осторожностью, повесила его в шкаф, поверх набросила вуаль. И наконец повернулась ко мне. Тем временем я тоже надела

грубую одежду, оставленную мне тюремщицей.

Несмотря на молодость, моя проводница владела ситуацией. Она села в кресло, на котором раньше лежала одежда, пододвинула под ноги скамеечку.

– Кто ты? – девушка задала вопрос резко, с таким выражением, словно ей редко приходилось встречаться с возражениями. – О тебе сказали, что ты сумасшедшая, – её глаза, лучшая черта лица, большие и блестящие, чуть сузились. – Я им не верю. Не поверила, когда вчера ночью ты ударила в стену. Ты не испугалась… Но кто ты? И почему ты здесь?

– Я Амелия Харрач. А почему здесь – сама не понимаю.

– Харрач, – медленно она повторила. На лице её отразилось удивление. – Но это имя курфюрста, его собственное имя. А ты не принцесса, я видела её однажды. Толстая старуха! – она презрительно сморщила нос. – Ты важная особа, иначе тебя не прислали бы сюда. Здесь держат только тех, кому нельзя разговаривать. А о чём ты не должна говорить?

– А ты кто? – в ответ спросила я. То, что она свободно бродит по замку, доказывало, что она не пленница.

Девушка поджала губы, чуть склонила голову набок и посмотрела на меня с хитрым выражением.

– Я Лизолетта фон Ренч. Мой отец здесь комендант. А это, – она указала на пыльную комнату, в которой мы сидели, – комната принца Франзеля, который был сумасшедшим. Так сказали, когда давным-давно объявили курфюрстом его младшего брата, – она внимательно смотрела на меня, явно ожидая, как я приму эту древнюю историю. – У него не было силы, понимаешь, поэтому он и умер здесь, на этой самой кровати. Говорят, его отравили. Но ему устроили роскошные похороны, после чего младший брат почувствовал себя на троне в безопасности, и всем было всё равно. А те, кому не всё равно, понимали, что нужно молчать. Но почему ты здесь? Ты принцесса и заключена здесь, потому что угрожаешь новому курфюрсту? – она не дала мне возможности ответить, так как немедленно заговорила снова. – Мне ничего не рассказывают, понимаешь? Но я узнаю сама, да! – она резко качнула головой вверх и вниз. – Я давно поняла, что если сделать вид, что интересуешься только самыми будничными вещами, только своими делами, люди забываются и иногда начинают говорить. И ещё – после того как у меня начались сны… – она неожиданно замолчала и прикрыла рукой рот. И несколько мгновений казалась испуганной и встревоженной. Потом чуть задрала подбородок, к ней вернулась уверенность, которую она демонстрировала в проходах. – У меня есть свои способы узнавать. Тебя привезли тайно, ночью, и сказали, что ты больна, сошла с ума. О тебе будут заботиться сёстры. Но если это правда, то тебя скорее отвезли бы в дом в Спикенхоче, где держат тех, кто на самом деле свихнулся. У нас был стражник, с которым такое случилось. Он заявил, что должен убить медведя, который живёт в длинной галерее, но, конечно, никакого медведя там не было. Я думаю, она заставила его увидеть медведя. Она хотела проверить свою силу… – девушка снова неожиданно замолчала. – Но ты не сумасшедшая, и тебя зовут Харрач. Так почему ты здесь? Ты должна мне сказать, понимаешь? – она буквально излучала уверенность не юной девушки, а человека, который испытал свои силы и знает, как ими пользоваться. Но меня это не обнадёживало. Я думала, насколько правдивы её слова и можно ли положиться на неё. Она нахмурилась, и хотя продолжала смотреть на меня, у меня сложилось впечатление, что она думает о чём-то другом, более интересном для неё. – Я знаю, это она послала меня к тебе, – пробормотала девушка, как будто думала вслух. – Но ты Харрач, и у неё есть достаточно оснований не желать тебе добра…

– Твоя она – курфюрстина Людовика? – то, что Лизолетта говорила о давно умершей женщине как о связанной с событиями сегодняшнего дня, ясно свидетельствовало, что разум у неё не в порядке.

– Конечно! По её… Но мне не следует говорить тебе это. Разве ты не рада, что я выпустила тебя из твоего ящика? Если она хочет тебя использовать, мы должны узнать как. Итак, почему ты здесь?

– Не знаю. Наверное, всё дело в том, что покойный курфюрст кое-что оставил мне. Я думаю, меня будут держать здесь, пока не заберут это.

– А кто твои враги?

Я могла назвать двоих, хотя то, что графиня и барон сумели отправить меня в королевскую крепость, меня удивляло. Какую роль в этой игре исполнял отец Лизолетты? Может, он друг или союзник барона, готовый помочь ему? И если я скажу об этом, какова будет реакция девушки?

– Я знаю двоих, – медленно ответила я, решив других подозрений не высказывать. – Одна – графиня фон Црейбрюкен, другой – барон фон Вертерн.

Выражение лица Лизолетты не изменилось.

– Ах, они, – она махнула рукой. – Никогда не слышала. После смерти курфюрста будет много перемен. Я подслушала разговор отца со старшими офицерами. Новый курфюрст – его мало кто хорошо знает. Он очень долго отсутствовал. Но приказы пришли, и отец понимает, что им лучше подчиниться. Когда присылают человека, он ему подчиняется. Я думаю, так бывает всегда, когда умирает один правитель и воцаряется другой – все боятся, а кое-кто всё теряет. Её друзья потеряли многое – жизнь! – Неожиданно совсем не детский гнев исказил её лицо. – Да, те, кто лучше всех служил ей, были убиты! А она оказалась отрезанной от всех, кто ей мог помочь. Ей пришлось долго ждать, пришлось ждать меня! – Гневное выражение исчезло, сменилось таким, какое бывает у преклоняющихся перед божеством. – Да, – продолжала она, – она использует тебя. Хоть ты и Харрач. Это правда, иначе она не послала бы меня к тебе. Ну, вот, – она решительно вскочила на ноги. – Ты должна остаться здесь. Не бойся, тебя не найдут, – у неё снова появилась хитрая улыбка. – В эту часть крепости никто не ходит. Слишком много тёмного рассказывают о том, что здесь случилось. И я тебе кое-что покажу. На всякий случай. Когда обнаружат, что тебя нет, они могут искать тщательней, чем обычно. Смотри внимательно!

С видом гувернантки, наставляющей не слишком умного ученика, она взяла единственную свечу и поманила меня к той части стены, из которой мы вышли. На панели были вырезаны геральдические животные, гротескные и неприятные.

Лизолетта пальцем нажала на выпуклый глаз одного грифона, и в ответ панель отодвинулась.

– Это легко, видишь? Я должна идти. А ты оставайся здесь. Мы увидимся, когда можно будет. Не закрывай дверь.

– А свеча? – спросила я, когда она повернулась, собираясь выйти.

Девушка нахмурилась. Потом наклонила свою свечу к другой, небольшому огарку на соседнем столике. Ни слова не добавив, она сняла брус с двери и выскользнула в коридор, в конце которого я заметила слабый отблеск света, оставив меня одну в этой зловещей комнате.

Я долго ждала, вслушиваясь в малейшие звуки. В самой тишине чувствовалось какое-то напряжение. Потом обошла комнату со свечой в руке. Судя по массивной мебели, эта комната, во много раз просторнее моей камеры, предназначалась для важного гостя или пленника, с которым обращались, как с гостем.

Но в ней давно никто не жил. Пол был подметён, но кровать покрывал толстый слой пыли, сильно пахло плесенью и разложением. Я обнаружила два окна за тяжёлыми грязными занавесями. Оба были гораздо шире прорези в моей камере, но их закрывала прочная решётка, укреплённая в камне. В темноте снаружи я ничего не увидела.

Я открыла шкаф и просмотрела его содержимое. Платье, в котором Лизолетта играла роль привидения, оказалось не единственным. Рядом висело ещё одно, тоже старинное, но алого цвета. А внизу стояли несколько пар туфель, все на высоких каблуках. Я коснулась алого платья. Оно было сшито из дамаска, гораздо более плотного, чем современные ткани. Неужели оба платья принадлежали исчезнувшей Людовике?

Внизу рядом с туфлями стояло кое-что ещё – шкатулка, похожая на книгу. В старинных церквях иногда можно увидеть такие библии. Но это была шкатулка. С одной стороны петли, с другой – небольшой замок. А крышку у неё действительно сделали так, чтобы она напоминала переплёт ручного тиснения. Только на ней был изображён не крест, как на библии, а тот же символ – пятиконечная звезда в круге, ярко-красный, словно недавно его подновили или время его не коснулось. Сама же книга-шкатулка производила впечатление очень древней.