Железо и розы
Шрифт:
– В ее голосе звучало как бы наивное торжество, но Алеша понимал, что эта троица спаяна намного сильнее, чем хочет показать. А он хотел всех троих намного сильнее, чем казалось ему. Эвелина усмехнулась и отвела взгляд.
Большую часть своей недлинной, но не такой уж и короткой жизни Алеша провел на асфальте большого города. Но случалось ему рыскать и по горам и по пустыне, он видел тайгу, бывал и в тундре и на теплых, ласковых морях. Однако же больше всего ему нравилась лесостепь, - где рощи перемежаются лугами, где сменяются времена года, где много хорошей воды и глаз не упирается в дремучие буреломы, а зимой негде разгуляться ледяному ветру. В общем, - он любил свою родину там, где она еще не была покрыта асфальтами большого города и поселился в ней, - не слишком удаляясь от асфальтов, которые были его домом. Днем он мог видеть
Ему нравилось жить в светотени, он любил границу между блеском мегаполиса и тьмой дикого поля, он выбрал хорошее место, как волк, - вблизи человеческого жилья, но и на свободе и мог делать все, что ему будет угодно, - пользуясь всеми благами цивилизации. Сейчас ему было угодно воспользоваться тремя подванивающими кусочками сыра, которые послал ему Бог со своего мусорника, - зная, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Но он надеялся обхитрить судьбу, как надеялись и его подружки, считавшие себя - и бывшие хитрюгами, затеявшими обмануть свою и его судьбу, как надеются все люди на Земле, затевающие какую-нибудь глупость. Однако, он имел преимущество перед другими людьми, включая своих малолетних подельниц, - улыбку клоуна, он знал, что вся жизнь, - это глупость и надо прожить ее так, чтобы не было мучительно больно за то, что ее не сделал, - вот он и делал, искусанный комарами и завязанный под луной тройным узлом, который запутался бы распутывать автор «Камасутры», - зная, что любая, даже самая умная жизнь заканчивается глупо, - в могиле, дурацким носом кверху и в позиции, которая называется «тупая колода».
Г л а в а 12.
Утром он не смог проснуться. То есть, глаза-то он открыл, но тело чувствовало себя так, как будто оно еще спит. С трудом, он выволок себя на кухню и начал готовить чифир и закуску к нему. Он уже понял, что случилось, - они дали ему клофелин в последней рюмке, немного, но достаточно, чтобы надежно вырубить. После нескольких глотков горчайшего и черного, как грех чаю, в голове начало проясняться, он понимал, что в доме их нет и сдерживал себя, собираясь с мыслями и готовясь к действию. Затем, двигаясь быстро, но размеренно, обыскал дом. Пропал один пистолет. Со вторым они видимо не разобрались, это была модель с скрытым предохранителем и запором магазина, а может, оставили ему, чтобы было из чего застрелиться. Так же поступили они и с деньгами, - взяли ровно половину, - чтобы было на что напиться, с горя. Он усмехнулся, - хорошие девочки, честные - и закрепил улыбку.
Затем, все еще заторможено двигая ногами, пошел к мотоциклу, - на работу следовало выползать любой ценой, - чтобы отсечь любые подозрения.
День дался ему тяжело, - чувствовался клофелин и американский самогон и индийская «Камасутра», - помогала улыбка клоуна, каждый из многих раз, когда ему хотелось закипеть от злости, втечение дня. Он понимал, что девок искать нельзя, - их уже ищут те, с которыми нельзя пересекаться, в «спецухе» был переполох и он трагически качал головой в такт другим преподавателям, - какой ужас, они еще взломали кабинет завуча? Он знал, что ему следует замереть, прикинуться несуществующим, как жук со злобно скрюченными кверху лапками - и насторожить нос по ветру, чтобы не пропустить пороховой дымок от грохнувшего выстрела из его пистолета. Разумеется, если девок поймают, в чем он почти не сомневался и у них не удержится вода в жопе, - что он неохотно допускал, - он будет все отрицать. Но при его прошлом сам факт расследования был чреват - и следовало быть готовым к бегу, - но не побежать слишком рано, пустив за собой всех псов вдогонку.
Он провел день в напряжении, у него заболело лицо от улыбки и вернувшись домой, - без раздумья влепил по уху улыбающейся Зебре, когда она выскочила ему навстречу.
– Да и в мыслях не было, ты что!
– Зебра размазывала сценические сопли по красивой морде, Гела лежала кверху задницей на кровати, за руки примотанная к спинке ремнем, выдернутым из ее джинсов, Эвелина таким же манером пристегнутая к ножке, кусала губы, сидя на полу. Хотя у
– Мы просто погуляли, - отрывисто сказала Эвелина, - И потратили чуть-чуть твоих денег, вот и все.
– Да! Да! Да!
– заорала Гела в подушку, - Чего ты такой жадный?!
–
Он был склонен верить. Он сам был преступником и знал, что действия реальных людей, в отличие от персонажей Агаты Кристи, - сплошь и рядом нелогичны, а людей криминального типа, - безумны, как само преступление и даже самое умное. Девочки обшмонали дом, - по привычке, а потом повеселились, как могли и на халяву, - тоже по привычке.
– Зачем вы взяли ствол?
– спросил он.
– Прятать надо лучше, - огрызнулась Эвелина. Он проглотил молча, - она была права. Он допустил оплошность, оставив пистолеты под рукой, - не учел чужих людей в доме.
– Ну, взяли ну постреляли в лесу, - заныла Зебра, - Не в городе же.
– Зачем клофелин?
– спросил он.
– Какой клофелин?
– изумилась Эвелина, - Не было никакого клофелина.
– Он стиснул зубы, понимая, что дать ей пощечину нельзя, - не простит и отомстит.
– Ну, ладно, ладно, - не вставая, Зебра пнула Эвелину пяткой в щиколотку, - Ну, был клофелин, я капнула.
– Хитрая стерва понимала, что если кому-то признаваться, то - ей.
– Чтобы ты расслабился, - Зебра приоткрыла в ухмылке великолепный рот, запачканный кровью, - А то замучился совсем, с нами. А тебе на работу.
– Он не выдержал и расхохотался. Эвелина улыбнулась бледными губами, Гела забилась на кровати в конвульсиях смеха. Он подошел и хлопнул ее по обтянутому джинсами заду. Она затихла и раздвинула ноги. Зебра тяжело задышала за его спиной.
Ночью они сидели под луной на заднем дворе и пили атомный коктейль с на-стойкой боярышника, - девочки обошли не менее десяти аптек запасаясь ею, мудро рассудив, что привычная смесь лучше любого другого пойла, включая американское.
– Мы погуляли по городу, очень осторожно, - рассказывала Эвелина, - Купили темные очки, посидели в кафе.
– Ко мне цеплялись двое, за бабки, - ухмыльнулась Зебра, - Возле туалета. Я им не дала.
– Была мысль выставить кого-нибудь, - заметила Гела, - Но ничего такого не попалось.
– Они его обманули дважды, - им очень даже попалось.
Г л а в а 13.
Менты сделали ту же ошибку, что и Алеша, - они их недооценили. Гильза и пуля, пробившая плечо потерпевшему, найдены не были, они не знали, что выстрел был произведен не из самопала, а из боевого пистолета марки «астра», калибра 5,62мм. И прибыли силами всего лишь четырех человек, рассчитывая, что четверо вооруженных мужчин легко справятся с тремя девчонками, - настолько глупыми, чтобы сесть в такси с фирменным номером телефона на борту. Одной извилины на троих, у них хватило, чтобы не выходить поблизости от дома, - но поблизости и не было никаких домов, кроме Алешиного и недолго побродив по окрестностям, менты вышли точно к нему, - хотя и не были уверены на все сто, - что это тот дом.
Особо не скрываясь, они подошли, двое, - к передней двери, один присел под торцовым окном, четвертый, - зашел сзади. Чтобы держать под наблюдением оставшийся неприкрытым торец и заднюю часть дома, он отступил достаточно далеко от нее и оказался спиной к распахнутой двери дровяного сарая, - где присела Эвелина, не желавшая оскорблять свой нос запахами выгребного туалета. Увидев мужчину с пистолетом в руке, она взяла из-за поленницы топор, тихо встала за его спиной и ударила лезвием по голове. Голова лопнула с треском. Опер под окном обернулся. И увидев одиннадцатилетнюю ссыкуху со спущенными трусами и окровавленным топором, - застыл с открытым ртом. Эвелина потянулась к упавшему пистолету. Опер нажал на курок, - но воевать с девчонками оказалось сложнее, чем сидеть в кабаке с бандитской цепью на шее и выпирающей из-под пиджака ручкой пистолета, - он не снял предохранитель. Эвелина выстрелила - и промахнулась, между ними было около двадцати метров. Опер сбросил предохранитель. Эвелина выстрелила еще раз - и пуля, звучно шлепнув мента в середину груди, посадила его на задницу. Он посмотрел на пятно, расплывавшееся на белой рубашке, завалился на бок и умер.