Железом и кровью
Шрифт:
Здесь было темно и сыро. В дальнем углу на кровати лежал какой-то мужчина.
Я с трудом узнал в нём Жереха.
— Помнишь меня? — я подошёл ближе.
Жерех харкнул и тут же сплюнул в деревянное корыто, что стояло подле кровати.
— Помню, — нехотя ответил он.
Жерех умирал. И умирал долго и мучительно. Я видел, что он это понимает, и ни на что не надеется.
— Ты один тут? — спросил я, подходя ближе.
Жерех выставил вперёд руку, приказывая остановиться.
— Для твоего же блага, — пояснил он. —
— Ну, этого и следовало ожидать. В волчьей стае за старыми вожаками не приглядывают. Их выгоняют прочь.
— Верно говоришь, — тут Жерех снова отхаркался и сплюнул густой темно-красный сгусток. — Я и сам предыдущего главаря… того… Сам понимаешь.
— Понимаю. Я к тебе по делу.
— Да? Интересно какому.
— Слышал о Дедяте Гнильском?
— Приходилось. Сволочь ещё та была. Говорят, его в лесу вместе с бандой его прихлопнули.
— Говорят, — кивнул я. — Ну так вот: есть предположение, что он был связан с мятежниками, что захватили Орешек.
— Возможно, — тут Жерех закашлялся и несколько минут пытался придти в себя. Он ещё несколько раз сплёвывал кровью, а Милорада суетилась рядом.
Точно, мать, — понял я.
— Что от меня-то надо? — спросил чуть погодя Жерех.
— Помощь. Как выйти на остальных людей Дедяты. Думается мне, что они где-то в Южной Берестянке обитают. Может, твои люди…
— Мы никогда не связывались с лесными бандитами. Тем более с теми, что «баламутят воду». Понимаешь, о чём я?
— А Новик?
— Он трусоват для таких дел. Ему бы только купцов трясти, — как-то зло ответил Жерех.
— То есть, помочь ничем не сможешь?
— Дедята не из этих мест. Тебе лучше искать его сообщников в Темноводье.
— Ясно, — я кивнул. — Извини, что потревожил.
Жерех оскалился. Именно оскалился: волк хоть и старый да больной, но хватки не терял и сейчас.
Я с Милорадой вышел на улицу.
— Недолго ему ещё, — кивнула за спину старушка.
— Сын? — тут я вытянул пару золотых и протянул их Милораде.
— Да что ты! Какой сын. Моего Станислава… зарезали в порту, — старушка всхлипнула и вытерла глаза рукавом. Её сморщенное лицо стало жёлтым и ещё более сморщенным.
Она взяла монеты и сжала их в малюсенькой ладошке.
— А кто? — спросил я, понимая, что вопрос выглядит бестактно.
— Да робята Жереха и зарезали.
Я так и встал.
— Он добрых людей бил да грабил, вот его и наказали, — пояснила Милорада.
— А «робята Жереха» разве не тем самым занимаются?
— Они грябют кого надо, погань всякую. А мой Станислав простых людей…
Я шёл до своего коня и думал, что это какой-то абсурд. Это всё походило на какой-то нехороший розыгрыш.
Или я не совсем понимаю людей, или… Иного вывода не придумалось.
У трактира уже толпились уже подвыпившие матросы. Я привязал жеребца к столбу и поднялся к себе. Заи нигде не было видно, но судя по запаху свежей выпечки, она уже
Быстро сложив вещи в мешок и одев кольчугу, я спустился вниз и стал искать Заю. Она явно не ожидала меня сейчас увидеть, а заметив в руках мешок сразу погрустнела.
— Уже? — тихо спросила она, отставляя в сторону ухват.
— Поем и в путь.
— Когда тебя ждать?
— Точно не знаю, — пожал я плечами.
— Садись тут, — кивнула Зая на старый дубовый столик в углу подклета. — Я тебе накрою.
Я подвинул мешок с мукой и присел на бочонок. Над головой висели одуряюще вкусно пахнущие вяленые свиные окорока, колбасы и прочая снедь. Стало ясно, что я безумно голоден.
Зая застелила стол льняной скатертью и вскоре принесла мне поесть.
— Я сложу тебе кое-что в дорогу, — вздохнув, проговорила она.
— Хорошо… Вот тебе деньги, — я протянул Зае кошель Исаева. — Закупишь мясо у Чеслава Кишки. Я с ним второго дня разговаривал по этому поводу.
Зая как-то безразлично кивнула.
— Да не вешай ты нос! Я же не на войну-то еду. Дело плёвое: найду кой кого и назад.
— Да? — с надеждой в голосе спросила Корчакова.
— Я тебе до этого врал?
Лицо Заи посветлело.
Я быстро приговорил свой завтрак и засобирался в путь. Корчакова протянула мне небольшую котомку с едой. Я горячо поцеловал её в губы и решительно вышел вон.
3
Сразу за стенами столицы по направлению на юго-запад раскинулись широкие, но уже убранные поля, перемежевывающиеся с редкими березовыми рощами, едва покрытыми уже блёклым осенним золотом. Широкий утоптанный Западный тракт тянулся до Гадючьего плато, а там на развилке разделялся и уходил на Западную верфь, и на мыс Дозорный к Орешку. С юга аллод ограждал полумесяц Зуреньского хребта. А уж за ним раскинулось Темноводье и астральное море.
Мне говорили, что на всём хребте поставили несколько дозорных застав. Но с трудом верилось, что человек смог бы пройти эти горы, даже не смотря на то, что северный его склон был пологим и покрытым горными лугами.
То был настоящий медоносный край. В отличие от Лютикова, местные пасечники, живущие на хуторе Бортица, что на северном лесистом склоне Зуреньского хребта, большей частью сбывали воск да свечки, сделанные из него. Хотя их мёд тоже был не плох. Помнится, когда я бродил по Торговому Ряду, один купец рассказывал, что бортевые угодья здесь насчитывали около пяти сотен. Да и то, это со слов самих пасечников. А так ли это на самом деле — никто точно не знал.
Я миновал последние посёлки и вскоре въехал в большой лесной массив, именуемый Южной Берестянкой. Справа раскинулось небольшое пологое плато, за которым виднелась астральная бухта. На встречу изредка ехали телеги, груженые то мешками, то какой-то живностью. Сидевшие в них люди с какой-то настороженностью в глазах смотрели на меня.