Железом по белому
Шрифт:
Юноша проскользнул в массивную калитку и, вяло отмахнувшись от прыгавшего на веревке с отчаянным лаем песика, прошагал к дому. Силы начинали оставлять Цайта, поэтому подъем на несколько ступенек крыльца дался тяжеловато.
Постучал в дверь. Рукой, кулаком, а потом ногами. Потому что дверь была тяжелая, как будто ее украли у какой-то крепости, так что стук рукой был еле слышен.
— Kogo tam nechshistajaprinesla na nochsh gljadja? — произнес недовольный женский голос.
Цайт застонал. Он забыл о том, что совершенно не владеет берендским. Ну и что ей отвечать?
А что спросила женщина из-за двери — он вообще не понял.
С другой стороны — что он могла спросить, кроме «Кого там черти посреди ночи принесли?».
Не дождавшись ответа, дверь распахнули.
Женщина. В принципе, это все, что мог сказать Цайт, потому что напротив света видел только черный силуэт.
— Ty kto takoj? — женщина схватила юношу за рукав, — Oj, da ty zhe wess mokryj kak lishnij kotenok! Ty chshto, w reke kupalsja?
Продолжая тараторить что-то непонятное, он затащила его в дом.
— Зр-др-дра-др-др-др… — из-за стучащих зубов Цайт сам не понял, что сказал.
— Zamjoerz, bednennkij malchshik… — хозяйка произнесла что-то сочувствующее и скрылась за занавеской. Цайт остался стоять посреди комнаты, дрожа и капая на пол. Впрочем, здесь было все же гораздо теплее, чем на улице. Огромная узорная печь в углу помещения просто дышала жаром.
Комната была просторная, хотя и невысокая. В одном углу, справа, громоздилась печь, в другом стояла кровать, между ними колыхалась занавеска, скрывавшая, видимо, вход еще в одну комнату, в которой скрылась хозяйка. Слева занимал весь угол большой стол, застеленный белой скатертью, вдоль стены стояли лавки, в самом дальнем левом углу висели какие-то картины.
Женщина выскочила вновь, таща в руках груду одежды. Немолодая, лет тридцати, плотная, но стройная, как отлитая из серебра статуэтка. Лицо округлое, чистое, белое, черные брови вразлет, синие глаза блестят сапфирами.
— Chshto stojishh? Razdewajsja bystreje!
— Чрр-др-тр-др-ррр, — отстучал зубами Цайт.
Чего она хочет?
Женщина, махнув рукой, свалила одежный ком на лавку и сноровисто принялась расстегивать пуговицы на груди юноши.
Тут уж только последний дурак не понял бы, что она хочет. Нет, вовсе не его синего и пупырчатого тела. Женщина хочет, чтобы он, дурак промерзший, разделся, вытерся и переоделся в сухое. Вот только…
А отвернуться она не хочет?
— А выр-дыр-дыр…?
Не, не получается.
Ну, он честно пытался. Цайт принялся стягивать мокрые и ледяные тряпки. В конце концов, он не о своей стеснительности беспокоился, а чтобы не смутить хозяйку. Судя по взгляду, которым она его окинула, чтобы ее смутить, нужно что-то… кхм… большее.
Он схватил длинный отрез белого полотна, протянутый хозяйкой, и принялся вытираться, с облегчением прикрываясь.
— Lozhiss, razotru wodkoj, — женщина потянула голого
Ээ… Не то, чтобы он бы категорически против, но… Но не сейчас же! Или это какая-то берендская традиция? Мол, каждого незваного гостя нужно…
Цайт осторожно лег на спину, но женщина фыркнула и быстрым движением перевернула юношу на живот.
Эй-эй-эй, погодите!
Он слышал о таких развлечениях, но сам в них не участвовал… и желания не испытывал!!!
Что-то чпокнуло, резко запахло шнапсом. Влажные горячие руки, с силой прошлись по спине Цайта, втирая жидкость в кожу.
Тьфу ты. Напридумывал уже. Слышал же о таком: замерзших, чтобы не заболели, растирают шнапсом. И еще выпить дают…
Тепло уже разливалось по телу, так что выпить, собственно, уже и не хотелось, но хозяйка твердо решила провести лечебную процедуру полностью. Перевернув Цайта обратно на спину, и насмешливо хмыкнув, она продолжила растирания, а потом поднесла ко рту глиняный стакан:
— Pej!
Цайт выпил, ощутил, как огненная жидкость пролилась по пищеводу и взорвалась в желудке, и понял, что сон настигает его. Уже в полудреме он почувствовал, как на него натягивают сухую и восхитительно теплую одежду, а потом накрывают чем-то тяжелым и пахнущим овчиной… Напоследок расслышал сожалеюще-непонятное:
— Bednennkij malchshik…
5
Сон проходил медленно, как будто Цайт выныривал из глубоких черных вод. Вот она, поверхность, тонкая пленка, отделяющая воду от воздуха, явь от сна, все ближе, ближе и ближе…
Цайт глубоко вздохнул и открыл глаза. Сдвинул огромную шубу… и наткнулся взглядом на ствол револьвера.
— Ну что, беглец, как ни бегал, а прибежал, — произнес незнакомый голос, — Собирайся, что ж теперь. Spasibo, Mija, pomogla.
Глава 55
Фюнмарк
Слаатбург. Улица Коршунов
24 число месяца Мастера 1855 года
Вольф
1
Узкая улочка, из тех, что неизменными существовали и сто лет, и двести, и триста, а возможно, и помнили еще топот сапог эстских легионеров… если те, конечно, носили сапоги и доходили в свое время до Фюнмарка. Булыжная мостовая, высокие, нависавшие над улочкой дома, превращающие ее в узкое ущелье, белые стены, перечеркнутые черными полосами балок фахверка, маленькие решетчатые окошки…
Вольф качнулся. Выход из стен тюрьмы, в которую его притащили колониальные драгуны, дался ему совсем не так легко. Ныл отрубленный холерным майором мизинец, пусть и замотанный бинтами, дергала рана на плече, залившая рукав оранжевого мундира черной, запекшейся кровью, заплыл глаз, пострадавший от удара того ловкого малого, что попытался прыгнуть на него из-за угла, да еще и кожу надо лбом умудрился рассечь, так что пришлось обмотать тряпками еще и голову.
Не человек, а прямо-таки восставший покойник из сказок.