Железом по белому
Шрифт:
Шнееланд действительно строит механических рыцарей.
Шнееланд готовится к войне.
Но теперь, когда о тайном козыре стало известно — ничего не стоит придумать способы противодействия. Верно?
Глава 85
Река Гнеден
Графство Кёстнер-Грейц
11 число месяца Монаха 1855 года
Цайт
1
Газета с раздражением шлепнулась на столик, что стоял в салоне парохода. Раздражение, разумеется, принадлежало не газете, а Цайту, которого
Идея переодеться девушкой для того, чтобы провести дядюшку Кало, казалось забавной только первые два дня. Потом эти юбки, корсет, чулки… как вообще женщины в этом ходят?! Цайт мысленно поклялся, что если он когда-нибудь станет правителем чего-нибудь, то первым его указом станет переход женщин на УДОБНУЮ одежду! Со смертной казнью через ношение корсета для тех, кто попытается воспротивиться этому под предлогом непристойности!
Вторым минусом торопливо выбранного образа были вечные приставания. Нет! Мужчины к Цайту как раз и не приставали, возможно, потому, что девушка из него получилась не очень смазливая — или просто «ее» портило злобное выражение лица, надолго у него поселившееся — а вот женщины… Если бы, если бы они приставали с непристойными целями или хотя бы были красивыми! На пятый день Цайт уже был согласен хотя бы просто на симпатичных. На седьмой — лишь бы не очень страшных. Нет! Все блюстительницы морали были красивы, как перегринские обезьяны. Ах, девушка не должна ездить одна! Ох, девушка не должна смотреть на мужчин во время разговора! Ух, девушка не должна вообще говорить с мужчинами! И находиться в одном помещении с ними! В идеале — даже ехать с ними на одном корабле. Сарказм для девушки, вроде вопросов, может ли она находиться с мужчинами на одной планете, не допустим тем более. Про курение, крепкие напитки — даже и не спрашивайте…
Такое ощущение, что некоторые женщины просто ненавидят представительниц своего пола.
Светлым пятном было бы то, что Цайта поселили в одной каюте с другой девушкой, настоящей. И та — о, чудо! — была юна и красива. То, что к ней прилагались две тощие, как вяленые щуки, тетки — и злобные, как еще ни разу не вяленые — это было бы полбеды. Но, видимо, благодаря воспитанию двух недовяленных щук, девушка не выпускала из рук Картис, и не то, чтобы ходить голой при «подружке», или там переодеваться при ней — она даже юбки стеснялась поправить, если на нее смотрят! Даже если смотрит Цайт… в смысле, другая девушка. Она, щучья воспитанница, еще и тихим голоском, глядя в пол и краснея — очень мило, надо признать, краснея — сказала, что лицезрение непристойного обнажения другой женщины может пробудить в девушке наклонности, осуждаемые богом и людьми, после чего Цайт понял, что ему не обломится ничего. Даже на посмотреть.
Так что газета просто стала последней каплей.
Вы только посмотрите, сколько всего интересного творится в мире!
В Грюнвальде уже две недели бушует революция. Убит король, вместе со всеми министрами. Гарка объявила о независимости, и теперь одновременно пытается отстоять эту самую независимость, доказывая остаткам Грюнвальда, что каждый народ имеет право на свое государство, и пытается удержать в своем еле-еле обретенном государстве какое-то кнежевство, которое тоже решило объявить о своей независимости. Кнежевству Гарка доказывала уже, что отделение территории от государства есть акт измены и предательства.
Вообще, нет более жестоких угнетателей народов, чем те народы, которые вырвались из-под угнетения.
Одновременно на севере Белых земель чуть не вспыхнула война: фюнмаркцы непонятно с какого перепугу решили, что Шнееланд послал войска в долину Миррея для того, чтобы там поубивать мирных жителей. Видимо, чисто для развлечения, потому
На прошлой неделе полыхнуло на востоке Шнееланда: в Штальштадте началось восстание на заводах. Началось… и закончилось: солдаты, не церемонясь, подавили мятеж или, пользуясь языком газетчиков «утопили в крови мирные выступления голодающих рабочих».
Остальные заметки, вроде бесследно исчезнувшего знаменитого сыщика, которого пытались привлечь для поисков какой-то герцогини, также бесследно исчезнувшей, прошли уже мимо глаз Цайта. Он разве что невольно хихикнул над рассуждением газетчиков о том, кто теперь будет искать самого сыщика, и уж не вместе ли с той самой герцогиней он исчез. Зато бесстрашный исследователь лорд Маунт снова нашелся в джунглях Трансморании. Так что это не эпидемия загадочных исчезновений, а просто совпадение.
Да и плевать на бесстрашного лорда и Рауля Римуса с его герцогиней, мир им да любовь!
Цайт точно знал, что во всех этих интересных событиях поучаствовали его друзья. По крайней мере, они были направлены как раз в те самые места, где все это происходило.
Вольф наверняка повоевал с фюнмаркцами, может быть, даже получит медаль. Или орден. Уж этот задира точно не упустил возможности.
Ксавье в Стальном городе тоже отличился. Навряд ли он стрелял по восставшим рабочим, не в его это стиле, а вот выследить зачинщиков и аккуратно, как умеют драккенские вервольфы, их зарезать — это к гадалке не ходи, так все и было.
А Йохан в Грюнвальде… Хм. Может, это он устроил эту революцию? Да нет, навряд ли, один человек не может устроить революции… Даже двое не смогли бы, точно. Может, Йохан был тем, кто взорвал короля Грюнвальда? Правда, Цайт понятия не имеет, зачем ему это могло понадобиться — или, если уж на то пошло, зачем это могло понадобиться Шнееланду, который с Грюнвальдом даже не воевал и не собирался — но то, что Йохан не мог просто сесть на дилижанс и уехать из горящей страны… Хотя нет, Йохан как раз мог. Он не любитель всего вот этого вот, когда с одной стороны все пылает, а с другой все горит.
В общем, все его друзья отличились. А он? Что сделал он? В юбках сбежал из Беренда? Великий подвиг, ничего не скажешь… Даже талеры, которые он должен был переправить в банк Бранда — и те, наверняка, еще в подвалах Изумрудного замка. Или нет? Вот смеху-то будет, если, пока он здесь отбивается от всяких щук, монеты давным-давно уехали в Бранд…
С палубы послышались восторженные возгласы, и Цайт привстал в кресле, чтобы посмотреть в окно, чему так радуется народ.
За широким стеклом расстилалась ровная, как лист голубовато-серого стекла, гладь Риттерзейского озера.