Жена Цезаря вне подозрений
Шрифт:
А та взяла портрет в руки и поднесла почти к самым глазам. Девушка на изображении переплела пальцы, и на правой ее руке был отчетливо виден оригинальный, по-видимому серебряный, браслет. Скорее всего, сестра Лени и хотела продемонстрировать браслет, потому что украшение получилось почти в центре кадра.
– Она работала в нашем институте, – добавил Дорышев. Достал два бокала, поставил их на круглый старый стол без скатерти и подвинул гостье стул. – Садись.
– А… потом?
– А потом погибла. Ты посиди, я сейчас колбаски нарежу и
Нужно было предложить ему помочь соорудить нехитрую закуску, но Лера опять потянулась к фотографии и вздохнула. Ну вот, теперь замучается, решая, кого ей напоминает сестра Дорышева. Леня чем-то звякал на кухне, и она, боясь, что тот застукает ее за странным занятием, быстро достала телефон из сумки и наспех перефотографировала старый портрет.
Леонид вернулся с тарелкой неровно нарезанной колбасы, а заодно принес две тарелки и две вилки.
– За что пить будем? – Он разлил вермут. – За нас?
Лера потянулась к нему с бокалом, чокаясь.
– Что случилось с твоей сестрой, Леня?
– Ничего хорошего. – Он поставил пустой бокал на стол и посмотрел на фотографию. – Это ее последний снимок. Поехала в дом отдыха – у института раньше имелся свой дом отдыха – и в тот же вечер погибла. Несчастный случай. А потом умерли родители.
Дорышев снова налил себе и выпил.
– Ты… ты не веришь в несчастный случай? – Лера сама не поняла, как это у нее вырвалось.
– Не верю. – Леня опять посмотрел на фотографию. – Сестру нашли утром, но упала она с косогора в одиннадцать вечера. А ведь была трусиха, боялась темноты. И никогда не пошла бы куда-то одна вечером. Никогда.
– Тамара была ее подругой? – помолчав, задала Лера следующий вопрос, тоже возникший по наитию.
– Не совсем, – криво усмехнулся Дорышев.
Ему-то хорошо было известно, что Тамара вовсе не была Инниной подругой. Инна терпеть ее не могла, просто ненавидела. И упоминала о ней со злостью. Впрочем, сестра обо всех говорила довольно зло. Хотя и с юмором, конечно. Мать смеялась, а отец недовольно поджимал губы. Но замечаний не делал, все прощая любимой дочери.
– Инна увела у нее жениха. И знаешь кого? Тишинского.
Тут Лера сообразила: Мила! Вот кого напоминает девушка на фотографии!
– Леня, – спросила тихо, – ты думаешь, твою сестру убили?
– Я думаю, ее убил Тишинский, – не сразу ответил Дорышев. – А Тамара знала.
Он не сразу до этого додумался. Просто ничем другим Леонид не мог объяснить такое… человечное участие Тамары в горе его семьи. Только виной. Предположить, что сестру убила сама Тамара, он все-таки не мог, да Инка и не пошла бы с ней гулять поздно вечером. Тогда кто? За кого Тамара могла чувствовать себя виноватой перед совершенно чужими людьми? Только за Тишинского, которого любила всю жизнь. Больше ни за кого.
Лера допила вермут и посидела молча. Ей вдруг стало тошно от чужих тайн. Захотелось на улицу, на свежий
– Леня, ты прости меня, я пойду, – сказала она, вставая. – Прости. И не провожай.
Лера боялась, что Дорышев станет ее удерживать, но тот не стал. Только произнес ей в след:
– Ты очень красивая. У тебя потрясающие глаза.
Леонид опять напомнил Лере маленького потерявшегося мальчика. Она постояла секунду в дверях и тихо вышла.
Милы дома не оказалось. Константин Олегович, не раздеваясь, прошелся по квартире, зачем-то постоял у окна на кухне, глядя на зеленеющий двор, пешком, не вызывая лифт, спустился вниз. Наверное, нужно было позвонить жене, узнать, где она, но не стал. Неторопливо обошел дом, остановился, выйдя на улицу, и закурил, равнодушно наблюдая за прохожими. Мысли снова невольно вернулись на несколько дней назад – к Тамаре.
Она зашла к нему в кабинет во вторник, часа в четыре, усевшись напротив, спокойно сказала:
– Костя, я тебя очень прошу, проведи со мной этот вечер.
– Но… Может, завтра? – Ему не хотелось ехать к Тамаре, ему хотелось домой, к жене, к книге и вкусному ужину.
– Нет, именно сегодня. – Она отвернулась от него и стала смотреть на дверь. – Костя, пожалуйста.
– Ну хорошо. – Тишинский не мог ей отказать. Ни в чем не мог ей отказать, потому что был слишком перед ней виноват.
– Я за тобой зайду.
Тамара встала и направилась к двери, и Константин Олегович заметил, как сильно та похудела.
О том, что его подруга умирает, он узнал через несколько часов. В общем-то, им было не о чем говорить друг с другом, разве что о той страшной тайне, которая их связывала, но об этом они никогда не говорили.
Сейчас ему было стыдно, что в тот день, возвращаясь домой, он подумал, что скоро наконец-то начнет жить без теней из прошлого. Начнет жить, как все нормальные взрослые мужчины.
Впрочем, Тишинский и сегодня так думал. У него была Мила и была ежедневная радость от того, что она у него есть.
Константин Олегович все-таки достал телефон, собираясь позвонить жене, и вдруг взгляд упал на ведущую во двор дома дорожку. Он не сразу понял, почему замер, так крепко сжав в кулаке телефон, что побелели пальцы.
В десятке метров от него, на узкой асфальтовой тропинке стояла Мила и смотрела на незнакомого коротко стриженного мужчину в серой ветровке. Смотрела так, как никогда не смотрела на него, Костю. Мужчина не делал попытки приблизиться к его жене, даже смотрел куда-то мимо нее, но Тишинский с ужасом понял, что на весенней улице для этого мужчины нет никого, кроме очень красивой темноволосой женщины рядом.