Жена из России
Шрифт:
Вовка засмеялся и глянул на Машку. У него был буратинский нос, всегда умилявший Маню. Она посвятила Володе немало глупых стихотворений, конечно, не показав ему ни одного.
Буратино, Буратино,
Деревянный, тощий, длинный,
Жесткие ресницы, строгие глаза...
Собралась влюбиться,
Ты сказал: "Нельзя!.."
Это "нельзя" прозвучало не сразу...
– Объясни про редакцию, - попросил Вовка.
Объяснить? Маша вздохнула. Это проще веника, как говорит отец...
Иногда
Первое воспоминание - Маня лежит на скамейке во дворе университета на Моховой, истошно орет и колотит ногами. А молодые родители - студенты журфака - ругаются возле, почти не обращая внимание на дочь. Ей три года. Ранний ребенок...
– Масяпа, прекрати выть! Ты страшно надоела!
– наконец обращается к ней мать.
– Объясни по-человечески, чего ты добиваешься?
Маша толком своих требований и желаний не представляет, но продолжает упорно и злобно избивать ногами ни в чем не повинную скамью.
– Ребенок избалован!
– сердито говорит отец.
– И наверняка хочет есть! Или спать! У нормальных матерей в это время дети давно уже пообедали!
– А нечего было жениться на ненормальной!
– кричит мать.
– Вообще, знаешь, нам пора разойтись! Кстати, это ты был против моего академического и заставляешь меня теперь каждый день ходить на фак! Куда же девать ребенка? И зачем нам дубликаты лекций?
Маша искоса, краем глаза оценивает родителей: у них красные, потные, неприятные лица и безобразно вытаращенные глаза. Почему у нее такие некрасивые мама с папой? Ей очень не повезло... И принимается вопить снова.
– Мася, ну поимей совесть...
– стонет мать.
– Сейчас мы пойдем домой, и я куплю тебе по дороге шоколадку. Хочешь?
Маша хочет только одного: чтобы они перестали кричать. Но отказываться от шоколада тоже не имеет смысла. Она кивает и ненадолго прекращает колотить скамейку.
– Марья, вставай и не пыхти! Довольно выкаблучиваться!
– отец пытается выглядеть строгим. Получается плохо. Маше весело.
– Смотри, все студенты и преподаватели сбежались на твои вопли!
Какая-то очень милая тетя в сиреневом костюме действительно подплывает к родителям.
– Ой, какая прелесть! Вылитый Паша!
– ласково поет тетя.
– Уже такая большая дочка! Паша и Маша! Очень симпатично. Вы специально подбирали имя в рифму? Инночка, как это вы все успеваете?
– Да я как раз ничего не успеваю, - мгновенно сменив тон, приветливо отзывается мать. И лицо уже совсем другое. Как мама может быстро меняться! Или на это способны все люди?
– Потому Павел все время сердится. А Манька орет!
Дальнейшие события того сияюще-яркого, весеннего дня проваливаются в узкие беспросветные закоулки памяти. Навсегда остались лишь теплота пропитавшейся солнцем деревянной скамейки и тяжкое недоумение перед первым запомнившимся скандалом родителей. Раньше они или не ссорились, или Маша просто не сосредоточивалась на этом. Не умела - была слишком мала.
Она появилась на свет, когда родители учились на втором курсе. Маша хорошо помнила начало их трудовой
– А мама с папой придут сегодня ночевать?
И бабушка неизменно отвечала:
– Придут, Машенька, придут обязательно! Только вот не знаю когда: то ли в час ночи, то ли в два...
Родители появлялись дома изредка. Мимоходом, мельком неодобрительно оглядывали дочь и начинали дружным хором поучать бабушку, как правильно воспитывать и растить единственное в семье дитя.
– Мама!
– возмущалась Инна.
– Неужели ты не понимаешь, что она давно должна есть самостоятельно? Ужас какой-то! Почему ты до сих пор ее кормишь? Маська, немедленно бери ложку и ешь сама!
Маша нехотя брала ложку и сразу опускала ее на стол. Мрачный отец хмурил брови и грозно смотрел на дочь. Впечатления - ноль. На нее никакие родительские взгляды не действовали: маму с папой всерьез Маня не принимала. Считала чем-то вроде живых, но неинтересных, случайно попавших в дом и не имеющих никакой ценности игрушек. Или своеобразных гостей в ее жизни, неважной ее деталью, необходимость и значимость которых Маша давно приравняла к нулю. Ей выпало на долю испытать все сомнительные прелести бытия раннего ребенка.
– Инночка, - ласково интересовалась бабушка, - а ты когда-нибудь видела, чтобы кормили взрослого? Всему свое время и свой черед. И Машенька тоже скоро начнет есть сама. Когда ей захочется и когда у нее получится. Она у нас вообще - чудо природы.
– Да у нее никогда не получится, если ты будешь все делать за нее и вдобавок считать необыкновенной!
– выходила из себя мать.
– Нет, в самом деле, лучше сидеть в редакции дотемна! И ничего не видеть и не слышать!
Бабушка согласно кивала.
– Да, это и вправду лучше. И нам с Машуней куда как спокойнее!
Мане с бабушкой было очень хорошо, бабуля запомнилась доброй, полной и заботливой. И Маша по-настоящему удивилась, смутилась, даже испугалась, услышав однажды от лучшей подруги Кати:
– Какая у тебя злая бабушка!
Бабушка не сделала Кате абсолютно ничего плохого: наоборот, подружку в Машином доме всегда привечали, угощали, приглашали приходить снова и снова. Просто бабушка выговорила Кате за обедом, сделала какое-то замечание - кажется, по поводу испачканной скатерти - необычно резким тоном, и в этой интонации подружка уловила искреннее нерасположение и пришла к определенным для себя выводам.
Маша надолго потерялась. Открытие противоположности мнений и несовпадения оценок оказалось слишком неприятным, а уж о том, что родные и близкие ей люди могут окружающим казаться плохими, Маша и вовсе не подозревала. Ей упорно верилось, что лишь одна она имеет право судить и осуждать домашних. Но разве никто вокруг не мог этого делать? Да запросто!
Тихий мир детства, мирный и теплый, несмотря на родительские крики, - их Маша часто старательно пропускала мимо ушей - опрокинулся одной Катиной фразой. Маня больше не приглашала к себе Катю и стала присматриваться к домашним, пытаясь оценить их другими глазами, со стороны, увидеть все плюсы и минусы, о которых она сама не догадывалась.