Жена из России
Шрифт:
– Почему мне нельзя прыгать на диване?
– спросила Маша отца.
– У Кати дома арабская мебель, а на ней разрешают скакать прямо в туфлях, сколько хочешь.
– А кто у этой Кати родители?
– поинтересовался отец.
– Маляры.
– Ну вот, а мы с матерью - простые журналисты-газетчики. Так сказать, творческая интеллигенция. Ничего не производящая и не выпускающая. Газета не в счет, это не материальная ценность. Поняла?
Маня кивнула, хотя не поняла ни на копейку. Взрослые привыкли говорить непонятным языком. Она начала пристально изучать родителей и бабушку и быстро выяснила, что все далеко не так просто, как казалось в раннем
– Мама, почитай мне про Незнайку, - робко попросила как-то Маня в тот редкий час, когда мать находилась возле, и торопливо забралась с ногами на диван поближе к матери.
Очень хотелось прижаться к маме-Инне, обнять ее, подышать ее непривычным, недомашним запахом. Просто посидеть с ней рядом, такой всегда далекой и прекрасной. Недосягаемой, умной, высокой. Маня боялась матери, преклонялась перед ней и мечтала стать похожей на нее. Но лучше всего - чтобы мама сейчас, вот прямо в эту минуту обняла Машку, стиснула крепко-крепко, даже больно, как стискивают других детей - Маня видела на улице и у подруги Кати - и почитала бы книжку... И читала бы ее Машке долго-долго, каждый вечер, потому что книга большая, толстая, как раз на много вечеров рассчитанная. А потом хорошо бы начать читать ее снова с самого начала...
– Я ненавижу Незнайку!
– простонала мать.
– И вообще можно запросто навсегда отупеть, если постоянно читать детские книги.
– Разве ты их часто читаешь?
– простодушно удивилась Маша.
– А как же тогда дети, которые читают только детские книги? Дети тоже должны все отупеть?
– Настоящая мыслюха!
– засмеялся отец.
Мать всплеснула руками.
– Какая ты, Масяпа, у нас сообразительная! Палец тебе в рот не клади! Пусть тобой займется бабушка. Ей не привыкать.
Маша вяло слезла с дивана и поплелась на кухню, потащив туда за собой любимую книгу.
– Марья, подожди! Видишь, Инна, как ты рассуждаешь, - назидательно сказал отец.
– Тебе бы лишь поскорее спихнуть ребенка матери! И пусть о его воспитании позаботятся другие. Что и требовалось доказать. Неужели трудно один раз почитать сказку?
Маша остановилась и посмотрела на отца. Она хотела объяснить, что один раз - не надо, что тогда лучше никогда ничего ей не читать, а потом - мать ненавидит Незнайку... Как же тогда можно о нем читать? И зачем ненавидеть маленького глупого человечка, который никак не научится правильно жить и совершает ошибки одну за одной?
– Ах, мне трудно?!
– тотчас закричала мать.
– Это твое хобби - непрерывно меня обвинять! Да, я устаю! А если тебе легко, возьми книгу и почитай! Почему бы тебе не заняться ребенком, о судьбе которого ты так усердно печешься? Мася, ты бы попросила папу! И вообще ты уже умеешь читать сама.
– Он занят, - грустно ответила Маша.
– Он пишет в журнал об искусстве Японии. И статья должна быть готова к завтрашнему утру. А сказки я люблю слушать.
В свои пять с хвостиком лет Манька была настоящим эрудитом.
– А я пишу в газету!
– нервно ответила мать и неожиданно неосмотрительно обратилась к дочери: -
– Журнал, - тихо сказала Маша.
– Он толще.
Отец снова засмеялся.
– Съела, Инна Иванна? Получила по заслугам! Что и требовалось доказать. А кстати, ты очень мало пишешь в последнее время в свою распрекрасную газету. Таланта не хватает?
– Времени не хватает!
– крикнула мать.
– Стирал бы ты себе сам!
Маня стояла посреди комнаты, глядя растерянно и печально... Стирает все равно всем в доме бабуля, и отчего всегда, по любому поводу, нужно шуметь и раздражаться?.. Кто бы объяснил...
Мама, почему ты меня так не любишь?!.
На крики пришла бабушка и молча увела Машу за руку.
– Куда ты ее опять уволокла?
– возмутилась мать, не замечая собственных противоречий.
Бабушка не ответила.
2
С самого раннего детства Машу окружали разговоры о наборе, верстках, шрифтах. Без конца обсуждались репортажи, интервью и очерки, пакости ответственного секретаря и невыносимый характер главного редактора. В представлении и воображении Мани этот таинственный ответственный секретарь, отвечающий за всё про всё, получился самым страшным злодеем на свете. По сравнению с ним даже страшные сказочные ведьмы Гингема и Бастинда из книги Волкова казались ласковыми феями.
Родители постоянно ездили на какие-то задания, бегали на пресс-конференции, визировали материалы, - в общем, их жизнь была суетливой, зато полной приключений, радостных встреч и общения с интересными людьми.
– Ты представляешь, мама, - захлебываясь от счастья и восторга, докладывала в субботу бабушке мать, - вчера Андрюша Миронов мне заявляет, что хочет разговаривать только со мной, и ни с кем больше! Что лишь я его устраиваю как журналист!
Маша таращила изумленные глаза, не в силах сразу вспомнить, кто такой Андрюша Миронов. Довольная бабушка одобрительно кивала. Отец скептически хмыкал из угла комнаты:
– Орлята учатся летать! И расправляют на лету крылышки. Камикадзе! Да он и с тобой разговаривать не собирается! Делать ему нечего, что ли? И почему вдруг такое запанибратство, откуда это фамильярное "Андрюша"? Вспомнишь мои слова, когда будешь снова до него дозваниваться. Это проще веника...
– Ну почему ты всегда все подвергаешь сомнению?
– кричала возмущенная мать.
– Не все, - иронически поправлял отец, - а исключительно твои способности и знания. Ты слова от буквы не отличаешь и опять недавно умудрилась назвать известного мне полковника майором. Читал. Стыдоба, да и только!
– Ну да, я никак не могу разобраться в этих звездочках! Подумаешь, проблема!
– Не можешь - не пыхти! И не пиши о том, чего не знаешь. Сначала все проверь. И вообще придумать и написать легко - доказать трудно. Предположения к делу не подошьешь. Сколько раз тебе твердить одно и то же! Ты безалаберна.
Скандал нарастал с новой силой, бабушка осторожно подмигнула Маше, и она поторопилась вовремя убраться в свой уголок вместе с книгой подмышкой.
Маня быстро адаптировалась и привыкла к семейным сценам, в два счета научилась их не слышать, а заодно запомнила имена и фамилии членов правительства, министров и великих артистов. В двенадцать лет она бойко печатала на машинке свои первые стихи, легко отличала газеты по верстке и ориентировалась в пестрой и почти родной корреспондентской среде. И выбор ей делать не пришлось: куда же еще, если не на журфак?