Жена моего мужа

Паркс Адель

В 3.15 я провожу по губам блеском и отправляюсь в школу. Я испытываю некоторое чувство вины — мне следовало бы уделять больше внимания своей внешности. Некоторые мамочки приходят в школу ярко накрашенными и разряженными. Но опять же, у них есть рослые мужчины, ради которых стоит постараться. Не думаю, что Себастьян и Хенри обратят внимание, наряжена ли я по последнему слову моды или ношу старую любимую майку «Маркс и Спенсер» [3] персикового цвета, которая в последнее десятилетие прочно обосновалась в моем гардеробе. Я больше похожа на трущобную, чем на шикарную маму.

3

«Маркс

и Спенсер» — компания по производству промышленных и продовольственных товаров, обладает обширной сетью фирменных магазинов.

Хотя до школы идти недалеко (буквально две минуты), к тому же сегодня выдался солнечный день, я не выхожу из дому без кардигана. Не хочу выставлять на обозрение свои вялые руки с обвисшей кожей. Я ношу одежду шестнадцатого или даже восемнадцатого размера, как констатируют менее великодушные этикетки. Я стала носить этот размер с тех пор, как забеременела, и это меня ничуть не беспокоит или, по крайней мере, не беспокоит до такой степени, чтобы заставить захотеть что-то предпринять. Ненавижу диеты, а единственное упражнение, которое мне по душе, — это прогулка с собакой, что я регулярно и делаю, хотя при этом больше забочусь о сердце, чем о фигуре. Я никогда не была худой. Мое свадебное платье было четырнадцатого размера, и его пришлось немного расширить на груди. Если прежде при виде моего бюста мужчины спотыкались и у них начинал заплетаться язык, то теперь мои сиськи свешиваются так низко, что о них могу споткнуться только я сама.

Сегодня приятный денек, больше похож на летний, чем на осенний, потому что времена года перепутались и не знают, когда наступает пора перемен. Помнится, в детстве тебе были гарантированы золотистые листья под ногами почти в тот самый момент, как только ты доставала школьный галстук из гардероба, но сейчас все по-другому. Все перевернулось с ног на голову. В августе этого года я вдруг увидела побеги крокусов в Гайд-парке. Мне иногда кажется, что весь мир сошел с ума. Я поспешно иду по тропинке и в душе беспокоюсь, не потеряли ли мальчишки спортивные куртки, если они их сняли.

Приблизившись к школе, я вижу группу мамочек, уже столпившихся у ворот, и мой пульс учащается. Люблю это время дня. По утрам, когда мы приводим детей, у нас нет времени поболтать; все мы немного обеспокоены. А в середине дня я получаю свою долю общения со взрослыми. Я обращаю внимание на то, что у остальных мам с собой малыши: кто-то на руках или в прогулочных колясках, кто-то цепляется за подол маминой юбки. Мои руки кажутся мне пустыми, и какое-то мгновение я не знаю, что с ними делать.

Мы обмениваемся шутливыми замечаниями и новостями о том, кто где провел каникулы, сообщаем друг другу, в какие кружки устроили детей на этот семестр, и назначаем время встреч за чаем.

— Ты куда-нибудь уезжала этим летом, Роуз? — спрашивает Лорен Тейлор, мать троих детей, ее старшая дочь учится в одном классе с близнецами, средний ребенок только поступил в школу, а младший еще в колясочке.

— Да. Мы с сестрой и ее мужем снимали домик на юге Франции.

— О, как я рада. Я думала о тебе, как ты проводишь каникулы. Шесть недель — большой срок, когда ты одна.

Окружающие часто заводят речь о моем одиночестве. Даже малознакомые люди считают себя обязанными с сочувственным видом сказать: «Наверное, очень тяжело быть одной». Я уже привыкла к жалости, но это не значит, что я перестала испытывать боль. Они хотят сделать как лучше, но им этого не удается. Фразы могут слегка варьироваться в зависимости от времени года — «Наверное, тяжело быть одной во время каникул / на Рождество / в свой день рождения», — неизменным остается сочувствие ко мне. Подобные комментарии меня всегда ошеломляют. Как можно называть меня одинокой, если у меня есть семилетние мальчишки-близнецы, собака, кролик,

две золотые рыбки, полный комплект своих собственных и незаконных родителей (так я любовно называю своих бывших свекра и свекровь), друзья, младшая сестра, зять, большой разросшийся сад и маленький разрушающийся домишко? И все это зависит от меня. Я должна кормить, содержать, советовать, поддерживать, гулять, полоть, сажать, чистить и т. д.

А то, что уже более пяти лет я не живу половой жизнью, не имеет значения. Хотя порой мысль об этом грызет меня, но я утешаю себя, убеждая, что не стоит сокрушаться по поводу отсутствия секса. Если бы даже представилась такая возможность, я не могу с уверенностью сказать, была ли я когда-нибудь хороша в этой области, а если даже и была, то теперь — нет, и в этом я абсолютно убеждена. Я просто забыла, как это делается.

А Лорен тем временем продолжает:

— К концу лета я рвала на себе волосы и считала минуты, которые Марк проводил в офисе. Стоило ему переступить порог дома, я кричала: «Теперь твоя очередь. Я терпела их целый день!»

Лорен рассказывает все это, не имея намерения обидеть меня или причинить мне боль, она просто произносит вслух то, что думает каждая женщина, счастливая в семейной жизни.

— Не могу дождаться, когда Крисси пойдет в детский сад в будущем году. Последнюю сбуду с рук. Какая нирвана — пустой дом!

— Напрасно желаешь избавиться от детей, — с раздражением бросаю я.

Она выглядит слегка пристыженной, и это меня приободряет; счет сравнялся после ее комментария по поводу моего одиночества. Я знаю, материнство не должно быть состязанием, но тем не менее часто таковым становится. Однако мне действительно нравится Лорен, и я сдерживаюсь и не добавляю, что мои самые счастливые дни — это те, которые я провела с мальчиками; дни, когда они втягивали меня в свои шумные игры и веселую кутерьму, но я понимаю, что если признаюсь в этом, то ее охватит чувство вины.

Настроение у меня внезапно падает, когда я вспоминаю, что каникулы закончились и начались будни.

— Может, ты как-нибудь в воскресенье придешь к нам на ленч? Не слишком-то весело проводить воскресенье в одиночестве, — предлагает Лорен, и я, возможно, приняла бы приглашение, если бы она не добавила: — Но только не в это воскресенье. К нам придут Фил и Гейл Карпентер с детьми. Их дочь учится в первом классе, а сын — в четвертом. Знаешь их? Во всяком случае, думаю, тебе лучше прийти, когда не будет семейных пар. Наверное, так ты будешь себя лучше чувствовать. Может, когда мой Марк будет работать? Как ты думаешь?

Я думаю, что было бы неплохо треснуть ее кулаком, но, улыбнувшись, вру:

— Извини, Лорен, но у меня заняты все уик-энды вплоть до Рождества.

К счастью, в этот момент я вижу мальчиков, вышедших из класса и осторожно пробирающихся по спортивной площадке, так что я извиняюсь и иду за ними.

Мальчишки ужасно огорчены тем, что я пришла за ними, и заявляют, что способны сами добраться до дому за несколько минут, а я, если хочу, могу наблюдать за ними из окна своей спальни. Я привожу их в еще большее негодование, потому что трачу впустую (их выражение) драгоценные минуты, которые можно было бы провести у телевизора, а я останавливаюсь поболтать с директором школы мистером Уокером. Он всегда выходит, когда привозят или забирают детей, тогда родители имеют возможность пообщаться с ним — обнять его или прогнуться перед ним. Он тоже спрашивает, как мы провели каникулы, но без той жалости, которая присутствует в вопросах Лорен. Мальчишки во время этой короткой интерлюдии пинают тротуар, а я шепотом угрожаю отобрать у них любимые игрушки, если они не станут вести себя прилично. Когда мы наконец направляемся домой, они настаивают, чтобы я шла позади них на расстоянии по крайней мере десяти шагов, чтобы их друзья не подумали, будто они маленькие детки, но они действительно мои детки.