Жена моя, королева
Шрифт:
Но как она могла любить того, кто сам себя не знал?
Он устал от громких слов, от Закари и Стефани, которые постоянно говорили ему эти слова, от того, что братья ждали его, от любви, которой Лейла была связана с ним через их брак.
— Любовь, — сказал Зафир, сжимая в руке холодные камни, — не предусмотрена нашим договором.
— Нет, — согласилась Лейла. И точка. Она больше не будет упрашивать. Остается надеяться, что со временем ей будет не так сильно его не хватать. — Надо пережить этот день. Потом я вернусь в Хейдар.
Автомобили
— Я говорил со старейшинами. Они считают, что сообщить эту новость народу должны не вы. Если первым выступлю я…
— Я сам все сообщу народу, — упрямо возразил Зафир. Это последнее, что он может сделать для своего народа, и у него достаточно мужества, чтобы совершить этот поступок.
— Прошу вас, ваше величество, — взмолился Акмаль. — Вы их не успокоите. Люди будут шокированы, напуганы. Они не воспримут ваши мудрые слова. Пожалуйста, ваше величество, позвольте мне сообщить им, позвольте мне поговорить с прессой. А потом, когда они станут задавать вопросы, потребуют объяснений, вы сможете сообщить им, что произойдет дальше. — Акмаль достал носовой платок и высморкался. И всхлипнул: — Что будет дальше?
Акмаль прав. Он старается думать о будущем.
Когда людям нужно, чтобы ктото руководил ими, наставлял их, говорить с ними должен король — даже если он говорит с ними в последний раз.
— Сделай заявление, — приказал Зафир. — Скажи журналистам, что я обращусь к народу еще до захода солнца.
Акмаль повернулся к Лейле:
— А ваш народ? — Он забыл добавить «ваше величество», но этого никто не заметил. Лейлу тронуло, что в такой жуткий момент Акмаль подумал и о ее народе. — Что вы ему скажете?
— Правду. Что я попрежнему его королева, а мой муж теперь принц Калисты Зафир.
— Я сказал тебе, что не буду консортом при королеве…
— Как тебе будет угодно. — Лейла пожала плечами. — Продолжай жить, как принц. А я буду продолжать править Хейдаром.
В ней столько силы и достоинства! Она справится и без него. Зафир это знал.
— Давай покончим с этим, — сказала Лейла. — Я хочу вернуться в Хейдар.
— Чтобы быть с вашим народом, — кивнул Акмаль, но Лейла покачала головой и вдруг рассмеялась:
— На самом деле нет. Конечно, я с ним буду, но, мне кажется, я имею право иногда подумать и о себе. Кажется, я заслужила короткий отдых. Я хотела бы немного побыть с моими сестрами.
Акмаль извинился и вышел. Лейла собиралась последовать его примеру, потому что силы покидали ее. Но Зафир схватил ее за руку. Он хотел коечто выяснить.
— Ты беременна? — спросил он. — Поэтому ты хочешь отдохнуть?
— «Нет» на первый вопрос, и «нет» на второй, — ответила Лейла. Если бы она стала продолжать, то расплакалась бы. А последние дни она плакала так много, что не могла бы появиться перед телекамерами без вмешательства самого искусного визажиста. — Я хочу послушать прессконференцию, а потом подготовлю свою речь.
— Я скоро приеду в Хейдар. — Он сам хотел этой разлуки, но теперь не мог видеть, как она уходит. — Через пару недель, когда ты…
— В
— Я обещал дать тебе наследника…
— И дашь. — Лейле потребовалось собрать все силы, чтобы подойти к нему, дать ему еще раз вдохнуть ее запах, взглянуть в его глаза и прошептать ему в ухо: — Думай обо мне, когда будешь это делать. — Он не понял, и ей пришлось продолжить: — Мы живем в двадцать первом веке, Зафир. Возможно, Хейдар еще не готовит собственных врачей, но у нас есть прекрасные центры семьи и брака.
— Нет!
— Да, — сказала Лейла. — Так или никак.
Глава восемнадцатая
Королевство Кьюзи погрузилось в траур.
Заявление было сделано. Потрясение оказалось столь сильно, что журналисты не стали задавать слишком много вопросов. Даже дикторы на телевидении не смогли сразу продолжить программу. Даже прислужницы, которые суетились вокруг Лейлы, и те плакали.
Ей невыносимо было оставаться во дворце. Лейла хотела быть рядом с народом. Закутавшись в покрывало, она вышла на улицу. Везде царила скорбь. Женщины плакали. У королевского кладбища выстроилась длинная очередь желавших отдать последний долг маленькому принцу Завиану.
Такого еще не случалось.
Советники не могли даже понять, как называть теперь Зафира, — каким именем? Они истратили горы бумаги на написание его речи, но Зафир отказался от их предложений:
— Я буду говорить без бумажки.
— Вы должны сказать…
— Кто должен? — прервал он их ключевым вопросом. — Кто должен сказать что? Я — король? Завиан я сегодня или Зафир? Кто будет говорить с народом? — Он подождал ответа, которого никто не мог ему дать.
Но король, даже смещенный, должен был выглядеть хорошо, и перед выступлением он оказался в маленькой комнатке в конце коридора, где им занялись костюмеры и визажисты.
Темные круги под его глазами были искусно забелены, подбородок намылен для бритья. Но ему казалось, что это воронье слетелось на падаль, поэтому, не выдержав, Зафир встал и выгнал всех.
Народ должен видеть его таким, каков он есть сегодня, видеть его боль и отчаяние, а не искусственно созданный образ того короля, каким он был когдато. Он разбил сердца этих людей. Так почему он должен выглядеть безупречно? Чем это может помочь? Некоторое время Зафир сидел один, молча, стараясь привести свои мысли в порядок. Потом прошел в ванную комнату и смыл мыло с небритого подбородка, смыл белила, пудру и посмотрел в зеркало на свои красные, налитые кровью глаза.
Он потерял все.
Конечно, теперь он имел то, о чем не мог и мечтать, — семью, братьев, титул, налагавший на него гораздо меньше обязанностей, чем если бы он оставался королем.
Он выступит с самой трудной в его жизни речью.
Короли не плачут. Но он больше не король. Ослепленный застилавшей его глаза влагой, Зафир открыл дверь и тут же понял, что ошибся дверью. Он услышал ее голос. Она лежала в кресле косметолога, а ее советники делали то же, что и всегда, — давали советы.