Жена напрокат
Шрифт:
— Ань, ты чего? Бледная какая-то и дышишь странно. Неужели ревнуешь? — хихикает Фёдор, вроде как пошутил, юморист доморощенный. — Он от тебя никуда не денется, придёт завтра к восьми часам как миленький.
Не осознаю, насколько мы с Фёдором глупо выглядим, приклеившись носами к окну ресторана. Но не могу уйти. Должна! Но не могу. Чего я жду?
И в этот момент тритон поворачивается. Смотрит прямо на меня.
И…
И ничего не делает. Он не встает. Не идёт к нам. Не звонит мне по телефону. Он вообще никак не
Он, наверное, ничего мне не должен и, в общем-то, не обязан успокаивать. Но я всё равно чувствую горечь и понимаю, что ни хрена я не справлюсь с поставленной миссией. Сегодня руки на плечах, завтра поцелуй для родственников… И что будет со мной? Я не знаю. Актриса из меня никакая, продажная девка — тоже.
Проглотив горькую пилюлю, ничего не говорю Фёдору и просто иду домой. Даже не бегу, нет. Шагаю, быстро и стремительно, словно вбиваю в землю сваи.
Я ложусь спать прямо так, в своих, как он выразился, дедовских трениках. А утром надеваю любимую широкую юбку в пол и кофточку с рукавами-фонариками. Завязав хвост на макушке, прихожу на работу пораньше.
Боясь признаться самой себе, что всю ночь не могла уснуть и как дура проверяла телефон, непонятно на что надеясь. Наверное — на банальные извинения.
Плохая из меня фиктивная жена, не умею я достойно принимать подобные ситуации.
Дура, видимо, на кону столько денег.
Но ровно в восемь ноль-ноль совершенно свежий и идеальный тритон произносит в мою сторону:
— Доброе утро. — И проходит в свой кабинет.
Ведь это мне ничего нельзя, а ему, очевидно, можно. Такие вещи, как внимание, предложение, скользкие шуточки и горячие взгляды, увы, таят в себе угрозу для простушек вроде меня, ибо в моём сердце бродят и бурлят простые желания счастья, лада, любви и томного чувственного удовольствия.
Чёрт его знает, как я до этого дошла. Что именно стало тому причиной?
Но в десять минут девятого я кладу заявление ему на стол, а сверху кольцо, всё так же сверкающее бриллиантами.
И сердце колотится, и дыхание спёрло. Была бы жива мама, она бы сказала: «Молодец!» — ибо никакие деньги не стоят унижения перед мужчиной.
— Извините, Герман Игоревич, но я не смогу вам помочь. Подпишите, пожалуйста, моё увольнение.
Глава 18
Тритон медленно отрывает глаза от бумаг, которые внимательно изучал только что. И смотрит прямо, в упор, прибивая меня тяжёлым взглядом.
— Нет, Анна, даже не надейтесь, я ничего не подпишу.
— Подпишете. — Отворачиваюсь, избегая его взгляда. — Никуда не денетесь. Крепостное право, Герман Игоревич, отменили в одна тысяча восемьсот шестьдесят первом году, а договор у меня почти закончился. Так что берите свой паркер и подписывайте.
— Что произошло? Это из-за вчерашнего? — Откладывает золотую ручку подальше.
А моё заявление медленно комкает до состояния маленького, ничтожного шарика.
Его сильные пальцы работают в гипнотически завораживающем ритме. На секунду зависаю, затем беру себя в руки. Не переставая заглядывать мне в глаза, тритон профессиональным броском заряжает моё заявление в урну.
Смотрю на него и дышу как олимпийц в конце дистанции. Офигел! Деспот!
— Ладно! У нас ещё полно бумаги, закупили в начале месяца.
— Много не тратьте, Анна, вычту из зарплаты.
— Ничего, отдам с выходного пособия.
Сажусь за свой стол в приёмной, начинаю писать по новой. На этот раз от руки, по старинке.
Тритон идёт за мной, присаживается на край. Нервничаю. Пишу как курица лапой.
— Мы же с вами договорились, Аня. Квартира, машина, повышение. Мало, что ли?
— Я не смогу, извините.
— Вы понимаете, что подставите меня?
Встаёт, становится напротив.
— Да, поэтому у меня есть план. Я вас брошу, вы на неделю расстроитесь, после чего полюбите нашу сотрудницу Ирочку. Она, я уверена, согласится изображать вашу невесту за одну премию. И вам дешевле, и мне спокойнее.
Снова возвращаюсь к своему заявлению, потому что переглядываться с Белозерским глаза в глаза мне отчего-то очень неуютно. И сердце опять быстро бьётся, колотится бешено, просто со скоростью света. Сейчас подпишет, и я его больше никогда не увижу. А зачем мне, собственно, его видеть? Он же монстр на атлетичных ножках.
— Ха-ха! — неожиданно громко смеётся тритон. — Я не хочу Ирочку. Она совершенно непривлекательная, к тому же глупа и навязчива. Мне не нужна такая фиктивная невеста.
Я замираю с ручкой в руках.
— Это что же получается, Герман Игоревич? Я, можно подумать, привлекательная, умная и…
— И недоступная, как настоящая королева.
— Перебор, — смотрю на него исподлобья.
— Согласен, — кивает, усмехнувшись, — но прозвучало красиво.
Я зажмуриваюсь, потирая виски.
— У вас сегодня отличное настроение, как погляжу.
Тритон приближается, наклоняется.
— Просто чудесно провёл ночь.
— Мне неинтересно. — Нажимаю на ручку так сильно, что стержень вдавливается внутрь, выталкивая колпачок наружу.
— Да ладно вам, Аня, эта женщина со мной была всего одну ночь, а вы — постоянно. Не стоит к ней ревновать. Она для меня ничего не значит.
— При чём тут ревность? — Встаю и сую ему в руки новое заявление. — Я не хочу участвовать в придуманном вами фарсе. Вот и всё.
— С утра хотела, а к вечеру перехотела. Ну ладно, Анна, пройдемте в мой кабинет. Почитаем, что вы там понаписали.
Меня так раздражает собственный босс, что я не замечаю, как в его кабинете начинаю стучать ножкой по полу.