Жена самурая
Шрифт:
Соня, видимо, чувствовала мое настроение, хоть я и старалась изо всех сил не показывать, как мне не хочется делать вид, что мне весело, чтобы не портить праздник остальным. Она сидела возле меня тихо, как мышка, держалась за мою руку крепко-крепко, как будто боялась, что я уйду. Мне стало вдруг неловко, когда я осознала смысл этого вроде бы невинного детского жеста – я портила праздник дочери, совсем погрузившись в свое горе.
– Ты чего, Сонь? – шепотом спросила я, наклонившись к ней, и девочка с совсем недетской тревогой в голосе отозвалась:
– Я тоже беспокоюсь о папе. Как он
Я не знала, что ей сказать. Врать сил уже не было, а сказать правду – как? Соня не поймет, она все-таки еще очень маленькая. Лучше бы я не заводила этот разговор, потому что стало еще хуже.
Ольга
Она чувствовала, как ею снова овладел сыщицкий азарт. Странное поведение Михаила раззадорило Ольгу, ей непременно хотелось докопаться до истинной причины, и на смену обиде пришло желание понять.
С утра она заняла удобную позицию возле дома Михаила – благо он как-то показывал ей, где живет, хотя в гости не приглашал, ссылаясь на ремонт. Рядом располагалось кафе, и Ольга, оказавшись едва ли не самой ранней посетительницей, сумела выбрать такой столик, который стоял у окна и давал возможность без помех, в тепле и с чашкой чая наблюдать за одноподъездной шестнадцатиэтажкой. У нее была припасена тетрадка с уроками японского, чтобы не скучать, а заодно и повторить подзабытые иероглифы, и Ольга, прихлебывая ромашковый чай, принялась проглядывать собственные неровные каракули, изредка поднимая глаза на подъезд.
Так прошло около трех часов, и Паршинцева начала сомневаться в успехе своего мероприятия, когда вдруг из открывшейся двери подъезда показался Михаил. В руках у него был какой-то пакет, дубленка расстегнута, шарф сбился набок, а шапку он вообще нес зажатой под мышку. Это было странно – обычно Михаил отличался педантичностью в отношении к одежде. «Видимо, наспех собирался, – подумала Ольга про себя. – Торопится». Ей тоже стоило поторопиться, если она не хотела упустить Михаила, а потому она положила на стол деньги за чай, сунула тетрадь в рюкзак, набросила куртку и шапку и выскочила из кафе, направляясь в ту же сторону, что и Михаил.
Она почти догнала его у супермаркета и испугалась, что Михаил войдет внутрь, и тогда ей придется ждать его где-то за углом – иначе заметит, но нет – он миновал крыльцо магазина и устремился вверх по улице, на ходу восстанавливая порядок в одежде.
Пакета в его руках уже не было – видимо, это был прихваченный из квартиры мусор, который благополучно перекочевал в бак. Ольга следовала за Михаилом на приличном расстоянии, чтобы успеть нырнуть в подворотню или подъезд, если вдруг ему придет в голову обернуться. Но он не оборачивался, шел вперед целеустремленной походкой человека, у которого возникло какое-то спешное дело. Так они добрались до окраины города, где располагался большой гаражный массив – Ольга неплохо знала это место, потому что у них тоже в свое время здесь был гараж, который они с мамой продали после гибели отца.
Михаил вынул из кармана ключи и отпер один из гаражей в самом последнем ряду, как раз тот, от которого дорога сворачивала вниз, под
Михаил поймал такси и уехал, Ольга же дождалась маршрутку, забралась на свободное сиденье и принялась остервенело растирать варежкой замерзшие руки. «Что он делал в гараже так долго? Машину чинил? Так ведь холодно… И не помню я, чтобы он мне про машину что-то говорил, мы всегда пешком гуляли. Хотя я теперь уже вообще ничему не удивлюсь – единожды соврав…»
Она доехала до дома и снова, как вчера, позвонила Михаилу. Тот, по его словам, «вышел прогуляться с мамой, пока на улице относительно тепло».
– Вот гад, – пробормотала Ольга, положив трубку, – ну, зачем он мне врет? Какая мама, какие прогулки… Можно подумать, что я навязываюсь ему! Я и встречаться с ним не стану больше, просто уже любопытно, зачем он это делает, что скрывает.
Александра
Савва приехал к нам первого числа вечером, позвонил, и мы с Никитой под предлогом необходимости съездить в город за моими вещами аккуратно исчезли из папиного поля зрения.
Детектив ждал нас на автобусной остановке – старой и заброшенной, здесь когда-то располагался дачный поселок, и был даже маршрут, позволявший дачникам добираться до места. Но с годами все участки были выкуплены теми, кто мог себе позволить строительство коттеджа этажа этак в два-три, а им, понятное дело, автобус ни к чему. Маршрут сократили, а остановка так и осталась – полуразрушенная уже бетонная конструкция с длинными деревянными лавками внутри и стойким, никогда не исчезавшим запахом продуктов человеческой жизнедеятельности.
– Ну, и какого фига мы забыли в этом общественном нужнике? – с ходу поведя носом, возмутился Никита. – Даже мороз не берет!
– Ну уж прости – куда таксист довез, там и стою, – чуть обиделся Савва. – Моя-то тарантайка по такому морозу приказала долго жить, ничем не смог уговорить, так вот и пришлось – с таксистом.
Я хмыкнула, представив, в какую сумму обошлось рыжему детективу путешествие за столько десятков километров, да еще по морозу, да в поселок с весьма неоднозначной репутацией у простого населения.
– Сто раз тебе говорил – возьми мою машину, я все равно не езжу, мне некогда и некуда, – продолжал Никита, – но ты ж у нас бедный, но гордый!
– Я вот на вас смотрю и просто диву даюсь – ну какие вы, на фиг, близнецы? – вклинилась я. – Мало того, что ростом совершенно разные, так еще и собачитесь как неродные! Я вот со своими покойными братцами так не общалась.
Савва и Никита расхохотались.
– А вы вот попробуйте на кого-то из нас в отдельности наехать! – посоветовал Никита. – Сразу поймете, что такое близнецы.