Жена скупого рыцаря
Шрифт:
Какое счастье, что у нас есть задвижка! И бдительный Людвиг. И толстая цепь с крюком.
Но замки придется менять. И как, интересно, преступник узнал мой адрес? В сумочке лежал только банковский пропуск…
Выследил? Вряд ли.
Хотя… из Текстильщиков я бежала без оглядки в самом прямом смысле — по сторонам не смотрела.
Могли в затылок пристроиться и топать до самого подъезда.
Значит, это маньяк? Вот гадость!
Признаться Музе?
А смысл? Замки все равно придется менять.
Сна
Впрочем, мне хватит.
Людвиг оставляет в покое дверной косяк и, побрехивая, цокает на кухню за «рокфором». Однако… Быстро у собак рефлексы вырабатываются! Сима на кухне водку глушит, пес французским сыром закусывает. Но сегодня…
— Молодец, Людоед, заслужил, — хвалю пса и отрезаю ему «рокфора».
Присутствие Людвига меня успокаивает. Но не настолько, чтобы правильно среагировать на принесенный собакой поводок. Ночные выгуливания до добра не доводят.
— Утром, Людвиг. Все прогулки утром!
Умница Людвиг делает по кухне круг почета и, не выпуская поводка из пасти, укладывается на пол рядом со своими мисками. Я попиваю водку и понимаю, что у меня появляется настораживающая тенденция — полуночное кухонное пьянство в обществе собаки.
Но водка не забирает. Где-то в груди что-то трясется овечьим хвостом, нервы вибрируют, зубы стучат о край рюмки…
— Эх, была не была! — говорю Людвигу и посылаю вдогонку, без закуски, две рюмашки мятного ликера.
Потом закуриваю. По телу проходит теплая волна, и вслед за ней тоска на меня наваливается, хоть волком вой! И что за жизнь?! В Норвегию отбыть, что ли, иль в Киев?
— Поехали Людвиг на Украину? — предлагаю собаке. — Там тепло, там яблоки…
Но Людоед «Достояния республики» не видел, афоризмов не знает, о беспризорниках и вовсе не высокого мнения. Как-то раз один такой чумазый ему лапу отдавил, когда пес хозяйскую сумку защищал.
Я включаю электровытяжку, дую в нее сигаретным дымом и размышляю о хитросплетениях криминальной жизни столицы. Хилый брезентовый маньяк еще и в домушниках подвизается! Многостаночник, блин!
А вдруг он шел в наш дом завершить начатое? Что ему, страдальцу, стоит — сначала меня оприходовать, потом Музу Анатольевну удовлетворить… Вот, блин горелый, ситуация! В штатовских триллерах ни один приличный маньяк от жертвы за здорово живешь не отказывается. Всегда возвращается, причем с острым предметом в руках, и жертва долго жалеет, что не отдалась сразу.
В понедельник пойду в милицию. Думаю, в воскресный летний день там делать нечего — жертвы сидят по лавочкам и ждут очереди к единственному потному милиционеру, не улизнувшему на дачные грядки. Кстати, три летних месяца плюс сезонные весенне-осенние
— Дожили, Людвиг, — говорю я собаке, пес зевает и выпускает поводок из пасти, — о домогательствах по блату сообщаем…
Из комнаты свекрови несутся первые рулады затейливого храпа. Восемь лет обещаю свекрови записать ее ночные песнопения на диктофон и утром дать прослушать.
— Я никогда не храплю! — гордо уверяет нас с Мишей мама. — Это Людвиг. У него гайморит.
Сейчас Людвиг валяется рядом с мисками и бесшумно дует в две дырочки, а в комнате свекрови работает дизель. Практически безостановочно, на вдохе и на выдохе. Не исключено, что книжную полку Мишиного дедушки этими порывами и сдуло на челюсть в стакане.
Прежде чем идти спать, я проскальзываю в комнату свекрови, плотно втыкаю телефонный штепсель в розетку и поправляю на Музе Анатольевне сползший на щеку чепец. Потом тащусь в свою спальню и роюсь в выдвижном ящике письменного стола — ищу связку ключей мужа. На связке болтается серебристый брелок-сердечко — мой подарок любимому мужу на День святого Валентина. Серебряное сердце сверкает в свете голубого ночника, гравировка «my love» кажется черной раной на гладких боках, и слезы летят вниз — я отсоединяю брелок от ключей, и это кажется мне символичным.
Хоть Людоеда в постель клади! Чтобы хоть что-то живое рядом сопело…
Утром вместе со свекровью просыпается подозрительность.
— Где твои ключи, доброе утро, Серафима, — с этим текстом Муза Анатольевна вплывает в мою спальню.
— В кармане пиджака, — бормочу я и прячу лицо в подушку. — Доброе утро, мама…
Свекровь шустро бежит в прихожую и обратно. И, найдя связку — уже не Мишиных, ведь без брелока — ключей, несколько успокаивается.
— Как думаешь, Сима, может быть, стоит поменять дверные замки? — спрашивает она.
Все расходы по обустройству жилища в семье Мухиных решаются коллегиально.
— Как скажете, мама, — бормочу я и выползаю из-под одеяла.
— Надо менять, — решительно произносит свекровь и повелевает: — иди в киоск, покупай газету, будем искать дверную фирму. Или подождем до понедельника, — сама себе бормочет свекровь, — в будни расценки ниже…
Всю сонливость с меня, как ветром, сдувает.
— О чем вы, мама?! Какой понедельник?! — почти в отчаянии кричу я. Ведь в понедельник выходит Галкина газета с моим объявлением, и Муза Анатольевна вполне может от скуки проглядеть все, включая «меняю рессору от «БМВ» на фары от «Мерседеса». — Речь идет о нашей безопасности!