Жених секонд-хенд

Куликова Галина Михайловна

– Да у меня-то как раз есть виза, – вибрирующим голосом сказал Валерий Петрович. – Шенгенская, полугодовая. И я сейчас же закажу себе билет на самолет. Лида, немедленно давай адрес!

– Ну, вот, это уже гораздо лучше, – одобрительно кивнула хозяйка дома, бодро вскочила на ноги и через несколько минут принесла бумажку, исписанную мелким и твердым почерком.

– Анжела, ты не должна огорчаться, – заявил Валерий Петрович, пряча листок с адресом в карман на груди. – Даже если бы твои документы были в порядке, я бы все равно попросил тебя остаться дома. Это именно я должен вернуть Маргариту. Поэтому я хотел

бы встретиться и поговорить с ней тет-а-тет. И еще… Я вот что хотел сказать…

– Что? – насторожилась девушка.

– Я прошу у тебя руки твоей матери! – торжественно произнес Валерий Петрович, с тревогой вглядываясь в ее лицо.

Анжела открыла и тут же захлопнула рот. Хотя подспудно она давно догадалась, к чему идет дело, все равно не ожидала от своего бывшего учителя такой прыти.

– А, ладно, – махнула она рукой. – Конечно, если мама захочет…

– Даже не сомневаюсь, что она захочет, – вмешалась тетя Лида. – Хотя, конечно, может немного повыкобениваться, но ты, Валерий, не отступай. – Ой, какой это для Риты будет сюрприз! – радостно добавила она. – Я не стану ничего говорить ей заранее. И вы не говорите!

– За меня можете не волноваться, – хмыкнула Анжела. – Я если бы и захотела, не смогла бы ее предупредить – она же не подходит телефону!

– И я не скажу, – взволнованно подхватил Валерий Петрович. – В конце концов, ни один принц никогда заранее не сообщал о том, что уже сел на лошадь и готов мчаться к своей возлюбленной.

Глава 12

Катерина совершенно упустила из виду, что Анжела теперь практически замужняя женщина и являться к ней с бухты-барахты, без предупреждения, не очень-то и правильно. Сообразила она это только в самый последний момент, когда дверь перед ней распахнулась и на пороге появился Павлик – огромный, улыбающийся, в смешном фартуке с цветочками и с деревянной лопаткой в руке. К лопатке прилипли кусочки жареного лука.

– Катя! Здравствуй! – воскликнул он, ничуть не смущаясь того, что его застукали в таком виде. – Заходи скорее. Анжела принимает ванну, скоро выйдет. Пойдем на кухню, у меня там картошечка с грибами и суп. Ты любишь фасолевый суп?

– Понятия не имею, – пожала плечами Катерина, скинула босоножки и последовала за ним в кухню. – У меня никогда не хватало терпения разварить фасоль так, чтобы она жевалась. И еще там сверху всегда плавает какая-то отвратительно мутная пена.

Павлик засмеялся:

– Тут сноровка нужна!

– Вижу, Анжела эксплуатирует тебя нещадно, – проворчала Катерина, усаживаясь на табуретку и оглядывая кухню.

Здесь все кипело, шкворчало и булькало. На деревянной доске исходил соком тонко нарезанный лук, рядом притулилась воздушная горка натертой моркови, в корзинке на салфетке лежали крохотные белые булочки, обсыпанные маком. Катерина мгновенно почувствовала дикий голод, а при взгляде на сковородку у нее и вовсе заурчало в животе. От сковороды исходил умопомрачительный запах, а грибы с картошкой и луком не может проигнорировать ни один человек с нормальным обонянием.

Но потом Катерина перевела взгляд на Павлика, и мысли о еде сразу же вылетели у нее из головы. Она неожиданно увидела его совершенно другими глазами – глазами женщины, которая давно уже забыла, что такое семейный очаг. Павлик стоял

возле плиты, очень уютный и домашний, и сердце Катерины внезапно сжалось от тоски. Ей почему-то страстно захотелось, чтобы он стоял сейчас не в Анжелиной, а в ее собственной кухне и варил свой фасолевый суп только для того, чтобы доставить удовольствие именно ей, Катерине.

«Конечно, Лёва тоже мог иногда приготовить ужин, – невольно вспомнила она сбежавшего мужа. – Но делал он это как-то демонстративно, как будто хотел напомнить, какой он образцовый семьянин. В общем, проявлял показательную заботу».

В поведении же Павлика не было ничего демонстративного. Он не суетился и, самое главное, не обсуждал ситуацию. Не пытался оправдаться и не объяснял Катерине, почему вдруг взялся готовить ужин, не высказывал своих взглядов на распределение обязанностей в семье… Ему было хорошо на этой кухне, от него исходили волны спокойствия и уверенности в себе… И еще у него были очень красивые руки. Катерина завороженно следила за его руками, которые проворно делали обычную женскую работу.

В этот момент Павлик повернулся, держа в руке ложку, наполненную густым ароматным супом. Радостно улыбнувшись, он подошел к Катерине и предложил:

– Ну-ка, на, попробуй, как у меня получилось!

Он нагнулся, поднес ложку к ее губам, и она увидела его сияющие глаза в лучиках морщинок. Глаза были добрыми. По-настоящему добрыми. В этом заключалось еще одно отличие Павлика от бросившего ее мужа. Вот Лёва не был добрым – он был всего лишь безвредным.

Павлик продолжал стоять рядом и улыбаться, и от этой его улыбки в душе Катерины стало подниматься какое-то странное, необъяснимое чувство. Она вдруг ощутила себя восемнадцатилетней, никогда прежде не влюблявшейся, свободной и счастливой, предвкушающей страстную, невиданную доселе любовь. Стряхнуть с себя эти чары оказалось непросто.

«Господи, что это со мной творится?» – в смятении подумала Катерина и, опустив глаза, увидела, что в ложке с супом плавает бусинка черного перца. Однако, сосредоточенная на своих переживаниях, она не обратила на нее внимания, послушно хлебнула и медленно разжевала все, что оказалось во рту. Перец обжег язык, и на глаза навернулись слезы. Но Катерине показалось, что это слезы восторга, так внезапно захлестнувшего ее сердце. Она сразу же представила себе, что это их с Павликом общий дом, в котором замечательно пахнет едой, и где-то в подъезде шелестит лифт, считая этажи, за стеной лает собака, а чей-то усидчивый ребенок исполняет на фортепиано одну и ту же мелодию… Такие простые, чудесные звуки счастливой семейной жизни.

– М-м, ужасно вкусно! – промычала Катерина, боясь поднять на Павлика глаза – она не хотела, чтобы он разглядел в них тоску. А тоскливо ей было от того, что впервые в жизни она всерьез задумалась о смысле семейной жизни. Она поняла, что семья – это когда двум людям хочется быть вместе. А после расставания хочется спешить навстречу к любимому человеку, чтобы разделить с ним все свои радости и все свои печали.

«И почему это я всегда считала, что общий дом – это некое удобство, которое должен обеспечивать мне муж? И счастье семейной жизни я рассматривала как свое собственное, личное счастье. И как так получилось, что поняла я это только сейчас, рядом с чужим мужем? Ну, или почти что мужем…»