Женитьбы папаши Олифуса
Шрифт:
Мы быстро поладили. Я дал тестю четыре слоновьих бивня, он мне — тюк корицы. Астролог выбрал день для нашей свадьбы. В назначенный день мы съели по горсти риса, затем я проглотил два шарика, приготовленные прелестной Наги-Нава-Нагиной, подарил ей кусок белой как снег ткани — и вот мы уже муж и жена.
На Цейлоне принято отводить новобрачных в спальню порознь: жена идет первой, за ней муж. Гости провожают их под звуки цистр, барабанов и тамтамов.
Я как можно лучше устроил брачную комнату. В десять часов девушки пришли за невестой
О! Что это был за взгляд!
Я умирал от желания последовать за ней, но должен был ждать, пока девушки отведут ее в постель и разденут.
Я еще полчаса провел с тестем; чтобы скоротать время, он предложил мне партию в шашки.
Я согласился, но мне было не до игры.
Наконец, настал мой черед идти в спальню. Я пустился бежать так, что мои спутники не поспевали за мной. На пороге меня встретили поющие, танцующие, беснующиеся девушки.
Они хотели помешать мне войти. Как бы не так! Меня и батальон солдат, построенный в каре, не остановил бы.
Я поднялся в спальню. Было совсем темно, но я слышал тихое дыхание, подобно легкому бризу, доносившееся из алькова. Я запер дверь, разделся и лег.
По-моему, пять предыдущих мужей Наги-Нава-Нагины были чересчур привередливы; только успел я об этом подумать, как раздался голос, от которого у меня кровь в жилах застыла.
«Ах!» — послышался вздох.
«Что?» — воскликнул я, приподнявшись на локтях.
«Ну да, это я!» — прозвучал тот же голос.
«Как, это вы, Бюшольд?»
«Разумеется».
Как раз в эту минуту, сударь, луна заглянула в окно и ярко осветила нас.
«Друг мой, — продолжала Бюшольд. — Я пришла сказать вам, что вот уже два месяца, как у вас есть сын; я назвала его Иоакимом, потому что разрешилась от бремени в день святого Иоакима».
«Моему сыну два месяца! — закричал я. — Да как же это может быть? Мы всего девять месяцев как женаты».
«Вы же знаете, мой друг, случаются и преждевременные роды; врачи считают детей, родившихся через семь месяцев, вполне жизнеспособными».
«Гм!» — только и сказал я.
«Я выбрала ему в крестные отцы, — продолжала она, — бургомистра ван Клифа, в доме которого, как вам известно, я провела три месяца перед нашей свадьбой».
«А-а!» — сказал я.
«Да, и он обещал воспитать Иоакима».
«Ага!»
«Что вы хотите этим сказать?»
«Ничего! Хорошо, пусть будет Иоаким! Что сделано, то сделано. Но какого черта вы вмешиваетесь в то, что происходит на Цейлоне, раз я не суюсь в то, что делается в Монникендаме?»
«Неблагодарный! — ответила она. — Вот как вы отвечаете на проявления любви! Много ли вы знаете женщин, способных проделать путь в четыре тысячи льё ради того, чтобы провести одну ночь со своим мужем?»
«Ах, так вы здесь всего на одну ночь?» — немного успокоившись, спросил я.
«Увы! Как я могу оставить бедного невинного младенца?»
«Это правда».
«У него никого нет, кроме меня».
«Вы
«И вот как вы встречаете меня, неблагодарный!»
«По-моему, я не так уж плохо встретил вас».
«Да, потому что приняли за другую».
Я поскреб голову. А что стало с той, другой? Это меня несколько беспокоило; но больше всего в ту минуту, признаюсь, меня беспокоила Бюшольд.
Я решил, что лучше всего не заговаривать с ней об ударе подставкой для дров, раз она об этом молчит; что лучше не упоминать о мускатном орехе, раз она сама и намеком не обмолвилась; наконец, раз она обещала уйти на рассвете, ночью я должен быть с ней как можно любезнее.
После того как я принял это решение, мы больше не спорили.
К трем часам ночи я заснул.
Проснувшись, я огляделся и увидел, что остался один.
Только в дверь громко стучали.
Это отец прекрасной Наги-Нава-Нагины со всеми своими родственниками явился поздравить меня с первой брачной ночью.
Вы понимаете, прежде чем открыть дверь, я должен был выяснить, что стало с прекрасной Наги-Нава-Нагиной. Хорошо зная нрав Бюшольд, я не мог быть совершенно спокойным за бедняжку.
Я тихонько позвал, не решаясь крикнуть погромче: «Наги-Нава-Нагина! Прекрасная Наги-Нава-Нагина! Очаровательная Наги-Нава-Нагина!» — и мне показалось, что в ответ раздался вздох.
Этот вздох шел из маленькой комнаты, смежной со спальней.
Открыв дверь, я нашел несчастную Наги-Нава-Нагину лежащей на циновке со связанными руками и ногами и кляпом во рту.
Бросившись к ней, я развязал ее, вынул кляп изо рта и хотел с ней объясниться, но, сами понимаете, я имел дело с бешеной фурией. Она не уразумела, о чем мы беседовали с Бюшольд, потому что мы говорили по-голландски, но все остальное она поняла.
Как я ни старался, успокоить ее все же не смог. Она объявила родным, что шестым мужем недовольна еще больше, чем другими пятью, что европейские мужчины обращаются с женами еще хуже, чем сингальские, и что она хочет покинуть дом, где провела первую брачную ночь на циновке связанная, скрученная, с заткнутым ртом, а ее муж тем временем в соседней комнате… Ну, в общем… это неважно.
Она натравила на меня отца, братьев, племянников, кузенов, правнучатых племянников; у меня не было больше никакой возможности остаться в Негомбо после такого скандала; я решил вернуть ее отцу тюк с корицей, оставив ему в то же время свои четыре слоновых бивня, и поискать счастья на другом конце Индии.
Поэтому я поспешил обратить в деньги все свое имущество, стоившее от десяти до двенадцати тысяч франков, и сел на судно, что направлялось в Гоа, через восемь дней после своей второй свадьбы; как видите, этот второй брак принял довольно странный оборот.