Женщина без мужчины
Шрифт:
— Я устала от дружеских советов, — заявила она. — Буквально только что мой лучший друг Билл Малкольм посоветовал мне забрать деньги из фирмы. Он предложил мне продать мои акции и вложить капитал в другое выгодное предприятие.
Билл Малкольм побледнел. Натали бесцеремонно обошлась с ним, разгласив их сугубо личный разговор. Но ее уже было не удержать. Она шла в атаку, сжигая за собой мосты.
— Я устала от попреков моих друзей-профессионалов, будто бы я не знаю, как шьются манто и жакеты, как кормятся норки и выводятся новые породы. Кое-что я узнала за последнее время, но это не мое дело, мои старые дорогие
— Где эти доллары? Кредиторы хотят их пощупать и услышать хруст зелененьких, — подал наконец голос Джервис.
Коршун проснулся и расправил крылья. Вот-вот взлетит и клюнет.
— Деньги, полмиллиона долларов, дает Россия за наше технологическое участие в совместном производстве.
— Россия непредсказуема. Сегодня «да», завтра «нет». Сегодня один политический режим, а наутро после «бурной ночи» — другой…
Джефферсон Джервис поднялся из-за стола. Он был так высок ростом, что его маленькая хищная голова чуть ли не доставала до потолка. Его клюв и расширившиеся от ненависти глаза коршуна были где-то на уровне хрустальной люстры, нависшей над столом заседаний. Ярость Джервиса, его напор действовали на присутствующих гипнотически.
— Я вам приготовила сюрприз, — тихо в наступившей паузе произнесла Натали.
Предвидя схватку с Джервисом, она распорядилась, чтобы Джоан установила в зале старый английский репродуктор времен войны с Гитлером. Его Уоллес хранил среди домашнего хлама как реликвию. Не так сложно было подключить аппаратуру к действующему телефону. Она набрала номер Эдди Майлла. Тот откликнулся тут же из своей конторы. Примерное время этого звонка Натали обговорила заранее. Неповторимую интонацию всем известного организатора финансовых «пирамид», рыцаря народного капитализма, не мог подделать самый талантливый актер. Его многократно усиленный динамиками голос давил на слух притихших акционеров.
— Рад твоему благополучному возвращению, Натали, в родные пенаты! Поздравляю с удачным контрактом. Кажется, ты собралась внедрять капитализм в социалистическое сознание трудящихся масс?
— Согласись, Эдди, идея не так уж плоха… Теперь я продаю еще одну…
— Интересно. Какую же?
— Я хочу, чтобы ты взялся преобразовать «Котильон». Организуй холдинговую компанию, чтобы обеспечить уплату долгов и выкуп долей пайщиков.
Эдди хихикнул, и его смешок прозвучал через громкоговоритель зловеще. Он подействовал на всех, даже на Джервиса.
— Дорогуша! Я вымощу тебе путь золотыми монетами, особенно под нашу общую постель… Не побрезгуешь тем, кто не каждый день принимает ванну?
— Короче, Эдди! Ты говоришь об акционерном обществе открытого типа?
— Я всегда бью в одну точку. Только вот твой твердокаменный череп до сих пор не поддавался…
— Кажется, ты уже пробил в нем дырку.
— Неужели? Или ты стала другой, или мир перевернулся?
— И то, и другое… И третье, что пришло мне в голову: лучше я буду управлять открытым АО, чем «Котильон» вообще уплывет в чужие руки.
— Кто же научил тебя уму-разуму? Может, Билл Малкольм? Он вел долгую осаду.
— Скорее Джефферсон Джервис. Только в обратном смысле. Он давит на меня.
Джервис вздрогнул.
—
Обычное восклицание в репродукторе звучало многозначительно.
— Он умеет давить не хуже танка, но ты как-нибудь намекни ему, что у меня есть пара файлов в запасе… Наши дорожки когда-то скрестились… Если мы еще столкнемся лбами, то неизвестно, кто выкинет первым белый флаг.
— Ну так что, Эдди? Кто скажет первым: о'кей?
— Я давно сказал: о'кей!
— И я говорю: о'кей, Эдди.
Связь отключилась. Секунду собравшиеся отдыхали от грохота и треска динамика. Майкл, как мальчишка, едва сдерживал хохот. Джервис был непроницаем.
— Что все это значит? Это шоу? — спросил Сильверман, старый приятель Уоллеса, поддержавший на собрании позицию Джервиса.
— Это значит, что я сохраняю за собой пятьдесят один процент акций новой фирмы. Кто захочет, может конвертировать свой пай в «Котильоне» в новые акции. Остаться со мной или… проститься с «Котильоном». Джоан, передай факс Майллу, что я согласна на АО. Холдинговая компания будет называться НСН.
— Как расшифровать аббревиатуру НСН?
— Натали Стюарт-Невски.
Эл Сильверман обратился к Джервису:
— Мистер Джервис! Мы можем сейчас переломить ситуацию. Если вы заявите, что согласны выкупить долю пайщиков и гарантировать выплату долгов кредиторам, контрольный пакет останется у нас.
— Я не дую в пустую раковину… — сказал Джервис. — Свист в ушах — это еще не деньги. Пусть мальчишки забавляются этим на морских пляжах. Я хочу посмотреть, как долго Натали Стюарт-Невски продержится на свободной продаже акций. Взять в рекламу русскую демократию менее надежно, чем груди Дианы Дарби.
Джервис был откровенно груб, и в этой искренности было какое-то обаяние.
— У вас мужские яйца, Натали. Вы их унаследовали от Уоллеса.
«Как он посмел вспомнить Уоллеса? Он, который повинен в его гибели? Но Уоллес постоянно говорил: если что-то чуть-чуть изменилось в мире — это уже победа!» — размышляла Натали.
Сегодня Натали победила. Она, оставшись в одиночестве, долго просидела в кресле перед опустевшим столом заседаний. Когда-то разбогатевший предприниматель приобрел его, поставил в своем офисе, потом разорился, и Уоллес забрал его в счет каких-то долгов. Деньги тратятся или перетекают с одного банковского счета на другой, а такие предметы, как массивный стол для заседаний, кресла вокруг него, вечны и исправно служат новым владельцам.
Пайщики разошлись по домам, обещая в ближайшее время определить свою позицию в отношении новой компании. Чувствовалось, что их монолитное единство, скрепленное авторитетом Джервиса, начало давать трещину. Линн и Майкл отправились на деловой коктейль к Эдди Майллу для разработки дальнейшей стратегии. Даже верная Джоан покинула в конце концов офис, подчинившись настояниям Натали. Завтра предстоял не менее тяжелый и напряженный день, а Джоан несла на своих девичьих плечах груз множества забот. Сегодня вроде бы была одержана победа, но ощущения победы не было. Натали пришлось нарушить их взаимное с Уоллесом обещание во что бы то ни стало удержать «Котильон» за собой. Уже не будет прежнего чувства собственной, единоличной власти, зато прибавится суеты и новых обязательств. В будущей жизни было одно светлое пятно — рождение ребенка.