Женщина без мужчины

Скотт Джастин

— Маленькое дорожное происшествие. — Она решила опередить его расспросы. — Не подумай, что я колюсь… это занозы. Я не заразилась от тебя фамильной болезнью.

— Не думай обо мне плохо. Я лечусь. Но я боюсь, что не выдержу «ломки». Мне предложили терапию.

— Терапия — это что? Ты перешел на кокаин? Я дала тебе срок пять недель.

— Я соблюдаю твои условия. Но каждый человек идет своим путем…

— Мне пока не нравится твой путь.

— А я не знаю, чем кончится твой.

Натали резко отвернулась от Майка. Его последние слова насторожили ее. Неужели Майк причастен к чему-то,

что тщательно скрывают от нее? Может быть, сегодняшний жуткий инцидент не случаен?

Она проснулась утром в субботу в узкой кровати в холодной комнате для гостей. Дважды в год, сколько она себя помнила, она проводила ночь в этой кровати и в этой комнате. Это был семейный ритуал — погостить у тетки Маргарет в ее заброшенном поместье. Кроме электрических светильников и морозильных камер, здесь вряд ли появилась хоть одна вещь, изготовленная позже двадцатого года нашего столетия. Тетя Маргарет принесла ей на подносе горячий чай.

— Это чтобы ты согрелась. Через двадцать минут завтрак. Надо плотно покушать.

— Я не ем так рано.

— Мы же пойдем на лыжах. Ты упадешь в обморок с голоду по дороге, и что мне тогда делать, старухе? Тащить тебя на себе?

После завтрака наступил торжественный момент — выбор лыж для прогулки. Великое множество их в идеальном порядке хранилось в специальном каменном сарае вместе со смазкой и лыжной обувью. Когда-то его стены гулко отражали голоса и смех многочисленных юных Стюартов — молодую поросль древнего шотландского клана, переселившегося на американскую землю. Большинство из них нашли уже успокоение на кладбищах, другие были слишком заняты борьбой за выживание, чтобы вспомнить детство и покататься на лыжах с тетушкой Маргарет. В лыжных ботинках, подходящих по размеру кому-нибудь из Стюартов, сохранились еще бумажки с нацарапанными именами: Кэт, Мэри, Аллен, Джон. Их, может быть, уже нет на свете! У Натали слезы брызнули из глаз, но она тут же утерла их рукавом лыжной куртки.

От сарая шел длинный пологий спуск. Тетя Маргарет, шедшая впереди, проложила лыжню. Натали катилась по ней и чувствовала себя как в раю.

Снизу, с подножия холма, старый дом выглядел великолепно — трехэтажный, вытянутый вверх в викторианском стиле, он в то же время прочно стоял на земле и олицетворял собою уют, тепло и гостеприимство.

— Кто им займется, когда я помру? — небрежно сказала тетя Маргарет, отряхиваясь от снега, падающего с нависших над нею еловых ветвей.

— Наверное, тот, кому ты его завещаешь.

— Я завещала его семье.

— Наша семья — это сотни граждан США. У тебя одной только десять внуков… — В каждой семье есть один, кто тянет на себе весь воз. Так получается, что ноша ляжет на женские плечи. Я уже записала дом на твое имя.

— Что?

— Дом и плюс двести акров земли… Эй, какого черта ты расхныкалась?

Натали не могла сдержать рыданий. Ей было безумно стыдно перед тетей Маргарет, но она ревела, как маленькая девчонка. Она вытирала слезы вязаными перчатками, а они все текли и текли. Всхлипывая и задыхаясь, она хватала ртом морозный воздух.

— Я была о тебе лучшего мнения! — с улыбкой покачала головой Маргарет.

— Ты меня… ошеломила! — с трудом

произнесла Натали.

— Так хочешь ты иметь свой дом или нет?

— У меня же есть дом….

— Этот дом особый. Это сердце, это душа семьи Стюартов. Они позаботились об этом… они оставили меня здесь одну, но, может быть, ты возродишь в нем жизнь.

— Смогу ли я? Я не справляюсь со своими заботами. Ты ведь все знаешь про меня, тетя Маргарет.

— Догадайся, почему я так решила?

— Почему?

— Ты не убегаешь от ответственности. Ты берешь ее на себя.

Мерзнуть на месте и лить слезы было бесполезно. Надо было догонять тетю Маргарет, которая, лихо отталкиваясь бамбуковыми палками, уже прочертила лыжню через засыпанный свежим снегом молодой лесок к сверкающим на солнце холмам.

Тетя Маргарет, разменявшая уже девятый десяток, легко вспорхнула на высоту. Ее лыжи отпечатали на гладкой снежной поверхности изящную «елочку». Она уже стояла на вершине и обозревала окрестности, когда ее смогла догнать Натали. Вид, открывающийся с холма, заставил Натали замереть от восторга. Изумительной чистоты белое покрывало было накинуто на землю. Ни темного пятнышка, ни дымка, ни следа человеческого. Лишь ярко-зеленая строчка хвойного бора пересекала белизну.

— Пять тысяч акров! Нетронутых! — Тетя Маргарет произнесла это так, как будто читала вслух стихотворение. — Ни одной фермы или изгороди. Заповедник, предназначенный только для охоты.

— Я и не представляла себе, как здесь чудесно! Ты живешь рядом с такой красотой!

— Владельцы этой земли ушли в могилу… — с горечью продолжала Маргарет. — У наследников кишка тонка платить налог за такое богатство. Значит, очень скоро здесь пройдет шоссе, выстроят коттеджи, супермаркеты, мотель, казино, а может, что и похуже…

Тетя Маргарет внезапно смолкла и опустила голову. Ее седые волосы выбились из-под яркой лыжной шапочки, и ветер трепал их.

— Ты думаешь, есть шанс? — осторожно поинтересовалась Натали.

— Я не зря притащила тебя сюда. Я хочу перед тобой исповедоваться. Именно здесь! Прости меня, Натали. Я продаю свой пай в «Котильоне».

Для Натали это был страшный удар.

— Это все, что я имею. Все, что можно быстро обратить в деньги. Я хочу купить эту землю и создать здесь природоохранный фонд. Ты сама понимаешь, что это обойдется безумно дорого.

— Разве нельзя с этим подождать?

— Мне восемьдесят семь лет. Я могу умереть хоть сегодня ночью. Я должна защитить этот край, пока я еще жива. Я привыкла надеяться только на себя. Что ты повесила нос, милая?

— Потому что все трещит по швам. Одна беда за другой… Я собралась в Россию… Я оставляю «Котильон». Я надеялась на тебя…

Маргарет резко оборвала ее монолог:

— Натали, послушай! Когда я умру, когда умрешь ты, когда твои дети — дай бог, чтобы они у тебя были! — тоже умрут, а потом их дети и дети их детей сойдут в могилу и все давно забудут, что была такая фирма «Котильон», эта красота, эта первозданность природы останется. Я должна обеспечить ее сохранность. Это мой подарок будущим поколениям. За свою долгую и, наверное, никчемную жизнь я не совершила, а уж теперь и не успею сделать лучшего поступка.