Женщина без прошлого
Шрифт:
— Убери, за кого ты меня принимаешь? — сурово произнес он. — Какие могут быть счеты между друзьями… Ну, право, ей-богу…
После чего деньги с чистой совестью взял. Потому как не хотел своим безответственным самоуправством способствовать гибели человечества.
Как выяснилось, 15 июля все и произошло, аккурат в разгаре летней жары и повальной тяги граждан к местам купания, где можно окунать в воду разгоряченные тела, хохотать на берегу, жарить шашлыки из безымянных Шариков, впиваться зубами в грунтовые ставропольские
— Отчего же она ни с того ни с сего в кювет нырнула? — удивился Веня, изучая протокол ДТП.
— Неизвестно, — пожал плечами Цыпляев. — Что ты хочешь от дамочки? Сажают за руль какую попало дрянь, которая своими авариями статистику в районе портит, а потом удивляются: почему да отчего… Сам посуди, погода сухая, на небе ни облачка, ни дождинки, дорога — что твоя скатерть, машина — мечта, то есть джип еще не окончательно старый и вполне способный передвигаться без помощи буксира. И что мы видим на таком благополучном фоне? Тормозной путь длиной с гулькин нос, джип в кювете, дамочку, горящую синим пламенем, а может, и желтым, поскольку я лично не имел удовольствия видеть эту приятную картину.
Веня рассмотрел схему происшествия. Тормозной путь на ней походил на волнистую, расходящуюся синусоиду, одним своим горбом заехавшую в кювет и там окончательно сгинувшую.
— Может, она пьяная была? — предположил Веня.
— Может, и пьяная, — согласился Цыпляев. — Только вряд ли. У нее на даче, кажись, пикник намечался с представителями районной власти, так чего ей накачиваться перед празднеством?
Веня задумчиво почесал за ухом.
— А что машина? В порядке была? Исправная?
— Вот заключение технической экспертизы. Еще сто лет ездила бы.
Веня непонятно зачем перерисовал схему ДТП, записал идентификационные номера автомобиля. Скорее всего — от безысходности.
Цыпляев опять протяжно вздохнул:
— Ох уж эти женщины за рулем… Ух, я бы их всех!.. Пусть бы на кухне сидели, борщи варили… И главное, понимаешь, деньги с них брать как-то неудобно. Вылезет такая фря с глазами и носиком и начнет что-то жалостливое лепетать, прямо надо каменное сердце иметь для таких случаев, которого я, честно говоря, почти не имею…
Машина отыскалась на стоянке возле ГАИ — груда искореженного обгорелого металла, местами ржавая от осенних дождей — эдакое сюрреалистическое воплощение адской мясорубки, уготованной нераскаявшимся грешникам. Воробьев обошел живописные руины и поежился, представив взметнувшееся над капотом пламя, шуршание оплавленной краски и гулкий звук взрыва.
Цыпляев равнодушно раскурил сигаретку.
— Кстати, в мое дежурство это и произошло, — заметил он. — Помнится мне, приехал я — а в кустарнике только дымок курится, кольцами завивается. Ехала на шашлыки, а из нее самой… — неприятно хихикнул он. — Кучка пепла осталась. Да еще кроссовка розовая.
— Какая кроссовка? — удивился Веня.
— Обыкновенная. Тридцать седьмого размера, не сильно поношенная. Ее, видно, взрывной волной отбросило. А больше ничего не нашли. Ни клочочка! — все разметало.
Веня огорошено почесал затылок:
— А разве так бывает? Чтобы ничего не осталось? Мне дедушка рассказывал, когда главарь тамбовской банды в машине сгорел, его труп по одной обгорелой косточке со следами перелома опознали. Что-нибудь да должно остаться. Ну, хоть пара ребер!
— Сам видишь, — развел руками Цыпляев, кивая на кучу мятого зазубренного железа.
— А на кроссовку можно взглянуть?
— Зачем? И чего ты в нее уперся? — вдруг обиделся Цыпляев. — Это что, твоя личная, персональная кроссовка или твоей жены? Ну, кроссовка и кроссовка… Может, она вообще не ее была. И потом, не кроссовкой, как говорится, единой жив человек.
Здесь мы опустим рассуждения Цыпляева о кроссовках вообще и в частности, об их роли в жизни индивидуума и сакральном смысле самого этого понятия — рассуждения, безусловно, интересные и способные много дать исследователю человеческой природы, но мало относящиеся к сути происходящего, тем более что уже и Веня самовольно влез на груду искореженного металла, и уже пальцем очищал какую-то железку от пыли и копоти, и с бумажкой сверялся, и лоб недоуменно морщил, и губу подозрительно выпячивал, и беспомощно взглядывал на своего спутника, почти окончательно погрузившегося в интересные, хотя и чреватые заблуждениями измышления.
— С другой стороны, — самозабвенно рассуждал Цыпляев, — правообладание кроссовкой, несомненно, есть вещь, несущая в себе все имманентные признаки экзистенции, из чего можно заключить, что…
— Слушай, а идентификационный номер не совпадает! — воскликнул Веня, невежливо перебивая друга. — В протоколе осмотра транспортного средства последняя цифра «шесть», а здесь «восемь». И глубина вдавливания знака поменьше будет, и двойной контур наблюдается… Похоже, будто у шестерки хвостик дорисовали!
Цыпляев поперхнулся, неохотно прерывая свои рассуждения, и гневно плюнул на кончик искуренной сигареты:
— Номера небось перебиты. Плевое дело, такое на каждом шагу случается. Или, может, в протоколе чего напутали? Бывает — текучка, горячка, запарка, цейтнот, пора отпусков… Да только ей… — Цыпляев выразительно поднял глаза к небесам, где, очевидно, и находилась упоминаемая им особа. — Только ей-то от этого не легче. Не все ли ей равно, в какой тачке гореть — в угонной или в «чистой»?
— Ей-то все равно, — согласился Веня. — Да только странно это все. На первый взгляд криминала никакого, а идентификационный номер перебит… Однако и на убийство не тянет. Даже не знаю, как браться за дело и браться ли вообще. Я-то надеялся на подпиленную рулевую рейку или на поврежденные тормозные шланги, чтобы прямиком на душегубство выйти, а тут — ничего. Как будто Муханов и не убивал своей жены, как я надеялся, а она сама добровольно на тот свет сверзилась…
Цыпляев покровительственно похлопал приятеля по плечу: