Женщина со шрамом
Шрифт:
Сдержав раздражение, вызванное их столь явной потребностью в решительных указаниях, он уже был готов сказать: «Делайте как лучше. Как сами считаете», когда услышал за спиной шаги Хелины. Она спокойно подошла к нему сзади. И вот раздался ее голос:
— Гороховый суп — прекрасная мысль: горячий, питательный, успокаивающий. Раз у вас есть бульон, он быстро сварится. Давайте будем держаться еды попроще, хорошо? Мы же не хотим выглядеть так, будто тут у нас приходский праздник урожая. Подайте пресный хлеб теплым и к нему — много сливочного масла. Несколько сортов сыра будут отличным дополнением к холодному мясному ассорти, всем нужен белок. И пусть все выглядит поаппетитнее, как вы всегда это делаете. Никто не будет голоден, но всем нужно поесть. И очень неплохо
— А нам надо будет полицейских кормить, мисс Крессет? — спросила Кимберли.
— Не думаю. Но мы, конечно, это со временем узнаем. Как вам уже известно, старший инспектор Уэтстон теперь не будет вести расследование. К нам посылают Особую следственную группу из Столичной полиции. Я полагаю, они поедят где-нибудь по дороге. А у вас у обоих все великолепно получается — как всегда. Похоже, жизнь у всех у нас не будет такой уж гладкой некоторое время, но я уверена — вы справитесь. Если возникнут вопросы, обращайтесь ко мне.
Ободренные Бостоки пробормотали слова благодарности, Чандлер-Пауэлл и Хелина вышли из кухни вместе. Джордж сказал, безуспешно пытаясь произнести свои слова как можно более теплым тоном:
— Благодарю. Мне нужно было оставить Бостоков на вас. И, ради всего святого, что это такое — пресный хлеб?
— Берут муку из цельного зерна и пекут хлеб с содой, без дрожжей. Вы его ели здесь довольно часто. Он вам нравится.
— Ну, во всяком случае, мы разобрались со следующей едой. Мне кажется, я все утро потратил на какие-то ничего не значащие вещи. Господи, скорее бы уж коммандер Дэлглиш со своей группой приехал и принялся за расследование. У нас тут известный судебный патологоанатом без дела болтается, дожидаясь, пока этот Дэлглиш соизволит прибыть на место преступления. Почему она-то не может за свое дело взяться? Да и у Уэтстона, наверное, есть еще чем заняться, а не только каблуки оббивать у нас в Маноре.
— А с чего вдруг Столпол? — спросила Хелина. — Дорсетские полицейские вполне компетентны, почему старший инспектор Уэтстон не может взять на себя расследование? Это заставляет меня гадать, может быть, тут есть что-то секретное и важное, связанное с Родой Грэдвин, чего мы не знаем?
— Да с Родой Грэдвин все время было связано что-то, чего мы о ней не знаем.
Они прошли в передний холл. Послышался звук решительно захлопнутых автомобильных дверей, чьи-то голоса.
— Вам лучше пройти к главному входу, — сказала Хелина. — Похоже, группа из Столпола прибыла.
6
Погода стояла прекрасная, будто нарочно для поездки за город; в такую погоду Дэлглиш любил, не торопясь, исследовать уединенные проселочные дороги, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться устремленными вверх стволами огромных деревьев, обнажившихся к зиме, черными руками суков, воздетыми к небу, и замысловатым сплетением тонких верхних ветвей на фоне безоблачной синевы. Осень была долгой, но сейчас он вел машину под ослепительно белым диском зимнего солнца, истончившиеся края диска таяли в голубизне такой же яркой, как в день жаркого лета. Свет солнца скоро начнет слабеть, но сейчас, в сиянии его лучей, поля, невысокие холмы и купы деревьев были четко очерчены и не давали тени.
Выбравшись наконец из лондонских пробок, они ехали быстро и через два с половиной часа были уже в восточном Дорсете. Свернув на придорожную площадку для стоянки, они съели свой пикник-ленч, и Дэлглиш сверился с картой. Через пятнадцать минут они подъехали к перекрестку, где указатель направил их в Сток-Шеверелл, а примерно в миле за деревней увидели столб с вывеской: «Шеверелл-Манор». Притормозили у кованых железных ворот, за которыми виднелась буковая аллея. Пожилой человек, кутающийся в длинное пальто, сидел у ворот с той стороны на чем-то вроде кухонной табуретки и читал газету. Он, не торопясь,
— Мисс Крессет не любит, чтобы машины беспорядок на въезде устраивали, — сказал он. — Вам надо будет объехать восточное крыло.
— Мы так и сделаем, — пообещал Дэлглиш. — Но с этим можно подождать.
Все трое вытащили свои следственные чемоданчики из машин. Даже напряженность момента, сознание, что несколько человек ждут его — кто волнуясь в большей или меньшей степени, а кто и со страхом, — не помешали Дэлглишу приостановиться на считаные секунды, чтобы взглянуть на дом. Он знал, что этот дом считается в Англии одним из красивейших феодальных замков эпохи Тюдоров, и сейчас он открылся перед ним в совершенстве формы, в уверенной гармонии изящества и силы: дом, построенный для несомненных фактов бытия — для рождений и смертей, для обрядов перехода, знаменующих смену этапов в жизни его обитателей, построенный людьми, которые знали, во что верят и что делают. Дом, обосновавшийся в истории, выдержавший проверку временем. Перед Манором не было травянистой лужайки, не было статуй. Он представал перед глазами без украшений, с достоинством, не нуждавшимся в преувеличении. Дэлглиш видел его сейчас во всей красе. Ослепительное утреннее сверкание зимнего солнца смягчилось, отполировав стволы буков и омыв камни Манора серебристым светом, так что в минутной неподвижности вдруг показалось, что дом затрепетал и стал бесплотным, точно видение. Дневной свет должен скоро померкнуть: декабрь — месяц зимнего солнцестояния. Падут сумерки, за ними быстро наступит ночь. Дэлглиш и его группа будут расследовать деяние тьмы в зимней темноте. Для тех, кто любит свет, это станет одним из неблагоприятных моментов, как практически, так и психологически.
Когда Дэлглиш со спутниками направлялись к главному входу, дверь отворилась и оттуда навстречу им вышел какой-то человек. Он мгновение поколебался, не следует ли ему отдать честь, но просто протянул Дэлглишу руку и представился:
— Старший инспектор Кит Уэтстон. Вы быстро доехали, сэр. Шеф сказал, вам нужна будет группа оперативной поддержки. У нас только двое сейчас свободны, но они должны прибыть минут через сорок. Фотограф уже едет.
Дэлглиш подумал, что при взгляде на Уэтстона не может возникнуть никаких сомнений, что перед вами полицейский или военный. Он был тяжеловат, но подтянут и держался прямо. Грубоватое, но приятное лицо, румяные щеки, твердый взгляд наблюдательных глаз под волосами цвета старой соломы, подстриженными ежиком, и хорошей формы круглые, но очень большие уши. На нем были костюм из грубого твида и теплое пальто.
Когда группа была ему представлена, он спросил:
— А вам известно, почему Столпол берет это дело, сэр?
— Боюсь, что нет. Я так понимаю, вас удивило, когда заместитель комиссара позвонил?
— Я знаю, что начальник управления посчитал это довольно странным, но нам ведь работу искать не приходится. Вы, наверное, слышали про те аресты на побережье. Парни из таможни и акцизного управления так и кишат вокруг. В Ярде говорят, вас устроит констебль-детектив. Я оставлю вам Малколма Уоррена. Он у нас тихий, но соображает неплохо и знает, когда надо язык за зубами держать.
— Тихий, надежный и рассудительный, — сказал Дэлглиш. — Кто бы стал возражать?! А где он сейчас?
— У дверей палаты, труп охраняет. Все домашние — ну, я хочу сказать, шестеро самых главных, как я считаю, — ждут в Большом зале. Это мистер Джордж Чандлер-Пауэлл, владелец этого дома; его ассистент — мистер Маркус Уэстхолл — он хирург, так что они его мистером называют, а не доктором; его сестра — мисс Кэндаси Уэстхолл; мисс Флавия Холланд, старшая сестра; мисс Хелина Крессет — она здесь вроде экономки, секретаря и главного администратора, насколько я смог разобраться, и миссис Летиция Френшам, которая занимается счетами.