Женщина со шрамом
Шрифт:
12
Остаток дня занял индивидуальный опрос, большая часть которого проходила в библиотеке. Хелина Крессет была на опросе последней из всех домочадцев, и Дэлглиш поручил выполнение этой задачи Кейт и Бентону. Он чувствовал — мисс Крессет ждет, что опрашивать ее станет он сам, но ему нужно было дать ей понять, что он руководит единой командой и его младшие офицеры вполне компетентны. К их удивлению, она пригласила Кейт и Бентона к себе, в свою квартиру в восточном крыле. Комната, куда она привела их, явно служила ей гостиной, но элегантностью и богатством обстановки резко отличалась от тех гостиных, какие обычно занимают экономки или администраторы. Мебель и размещение картин свидетельствовали о сугубо индивидуальном вкусе хозяйки, и хотя нельзя было бы сказать, что
Бентону представилось, что Хелина Крессет как бы колонизовала часть Манора, сделав ее своим личным владением. Здесь не видно было темной массивности предметов тюдоровской обстановки. Если не считать дивана, крытого полотном кремового цвета с красным кантом, стоявшего под прямым углом к камину, большая часть мебели в гостиной была георгианской.
Почти все картины на обшитых панелями стенах были семейными портретами, и в сходстве с ними мисс Крессет ошибиться было невозможно. Ни один из портретов не показался Бентону шедевром — возможно, те были проданы по отдельности, — но все они обладали поразительной индивидуальностью и создавались явно умелыми мастерами, а некоторые даже более, чем просто умелыми. На одном из них викторианский епископ в батистовых рукавах [19] взирал на художника с пастырским высокомерием, несколько опровергавшимся едва заметной тенью неловкости, словно книга, на которой покоилась его ладонь, была дарвиновским «Происхождением видов». Рядом с ним кавалер семнадцатого века — сторонник короля Карла I — позировал художнику с неприкрытой надменностью, тогда как напротив него, над каминной полкой, семья ранневикторианской эпохи расположилась группой перед домом: мать в локонах, окруженная младшими детьми, старший сын верхом на пони, и рядом с ними — отец. И всюду на этих портретах те же изогнутые изящной аркой над глазами брови, высокие скулы, тот же изгиб полной верхней губы.
19
Батистовые рукава — часть одежды епископа, символ его сана.
— Вы здесь среди ваших предков, мисс Крессет, — сказал Бентон. — Сходство просто поразительное.
Ни Дэлглиш, ни Кейт не могли бы сказать такое. Это прозвучало бестактно: неразумно было начинать опрос с личной ремарки, и хотя Кейт молчала, Бентон почувствовал, как она удивлена. Однако он тут же мысленно оправдал свои слова, произнесенные спонтанно, рассудив, что они могут сыграть им на руку. Им ведь нужно получше узнать женщину, которую они собираются опрашивать, и, более конкретно, ее статус в Маноре, насколько она контролирует ситуацию в нем и как сильно ее влияние на Чандлера-Пауэлла и на остальных домочадцев. Ответ мисс Крессет на слова, которые она могла счесть некоторой дерзостью, скорее всего прольет свет на ее характер.
Глядя прямо ему в лицо, мисс Крессет невозмутимо ответила:
Наследная черта, что в человеке Презреть способна краткость бытия, В изгибе губ, в глазах и в голосе, вовеки Пребудет в человеке. Это — я. Не изменяюсь я со сменою веков, Не властен надо мною смерти зов.Чтобы это заметить, вовсе не нужен профессиональный детектив. Вам нравится Томас Харди, сержант?
— Как поэт больше, чем романист.
— Согласна. Меня угнетает его решимость заставлять своих героев страдать даже тогда, когда малая толика здравого смысла с его стороны и со стороны его персонажей помогла бы им избежать страданий. Тесс [20] — чуть ли не единственная из молодых женщин в викторианской литературе, вызывающая невероятное раздражение. Прошу вас, садитесь, вы оба.
20
Тесс —
Теперь перед ними была хозяйка, вспомнившая о долге гостеприимства, но неспособная или не желающая скрыть нотку снисходительного нерасположения к гостям. Она указала им на диван, а сама опустилась в кресло напротив. Кейт и Бентон сели. Без предисловий Кейт взяла бразды правления в свои руки:
— Мистер Чандлер-Пауэлл представил вас нам как администратора. Какие конкретно обязанности подразумевает ваша должность здесь?
— Моя должность здесь? Это трудно описать. Я — менеджер, администратор, экономка, секретарь и по совместительству бухгалтер. Полагаю, если сказать «генеральный менеджер» — это включит в себя все мои обязанности. Но мистер Чандлер-Пауэлл, разговаривая с пациентами, обычно представляет меня как администратора.
— И как долго вы здесь работаете?
— В следующем месяце исполнится шесть лет.
— Вам здесь, должно быть, не очень легко, — сказала Кейт.
— Не очень легко — в каком смысле, инспектор?
В тоне мисс Крессет слышался лишь вежливый интерес, однако Бентон не упустил нотки сдерживаемого негодования. Ему уже приходилось встречать такую реакцию: подозреваемый, чаше всего — человек, обладающий некоторым авторитетом, более привыкший задавать вопросы, чем отвечать на них, и не желающий восстанавливать против себя офицера, руководящего расследованием, срывает раздражение на его подчиненных. Но Кейт не так легко запугать. Она сказала:
— Вернуться в дом, такой прекрасный, которым ваша семья владела на протяжении многих поколений, и видеть, как его занимает кто-то другой. Не каждый смог бы справиться с этим.
— Но это не от каждого и требуется. Вероятно, мне следует объяснить вам. Моя семья владела Манором и жила в нем более четырехсот лет, но все когда-то кончается. Мистер Чандлер-Пауэлл любит этот дом, и лучше, чтобы он владел Манором и заботился о нем, чем другие, смотревшие поместье и желавшие его приобрести. Я не убивала его пациентку, чтобы заставить его закрыть клинику и так отплатить ему за то, что он купил мой родовой замок, и купил задешево. Простите мою откровенность, инспектор, но разве не это вы пришли выяснить?
Всегда неразумно опровергать утверждение, которое еще не высказано, тем более с такой жесткой откровенностью, и было ясно, что мисс Крессет поняла свою ошибку сразу же, как только эти слова сорвались у нее с языка. Да, она негодовала. «Но кем или чем вызвано это негодование? — думал Беннет. — Полицейскими? Тем, как Чандлер-Пауэлл осквернил западное крыло? Или Родой Грэдвин, вызвавшей столько затруднений и дискомфорта, привнеся вульгарность уголовного расследования в родовые владения Крессетов?»
— Как случилось, что вы получили это место? — спросила Кейт.
— Подала заявление. Разве не так обычно получают работу? Я прочла объявление об этом и подумала, что будет интересно вернуться в Манор, посмотреть, какие в нем еще сделаны изменения, помимо созданной там клиники. Моя профессия — если это можно так назвать — история искусств, но сочетать ее с пребыванием здесь вряд ли было бы возможно. Я не намеревалась задерживаться здесь надолго, но я нахожу свою работу интересной и в настоящее время не тороплюсь двигаться дальше. Полагаю, именно это вам и нужно было узнать. Однако имеет ли моя личная жизнь хоть какое-то отношение к убийству Роды Грэдвин?
— Мы не можем судить, — ответила Кейт, — что имеет, а что не имеет к этому отношения, не задавая вопросов, которые могут показаться вам вторжением в личную жизнь. Часто они такими и оказываются. Мы можем лишь надеяться на ваше сотрудничество и понимание. Расследование убийства — не светская беседа.
— Тогда давайте не будем превращать его в светскую беседу, инспектор.
Бледное, поразительное лицо мисс Крессет на мгновение вспыхнуло, словно покрылось тут же исчезнувшей сыпью. Кратковременная утрата самообладания сделала ее более человечной и, как ни удивительно, еще более привлекательной. Она умела сдерживать свои эмоции, но явно не была их лишена. «Она не бесстрастна, — подумал Бентон, — просто она познала мудрость владения своими страстями». Он спросил: