Женщина во тьме
Шрифт:
– Что скажете?
На морском пейзаже, который я разглядываю, возникает призрачная фигура. Взвиваюсь от неожиданности, так как не сразу догадываюсь: это не игра моего больного воображения, а отразившийся в стекле человек.
Оборачиваюсь и вижу женщину. Она улыбается широкой улыбкой, словно давно меня знает.
– Простите, если я вас напугала.
Смущенная своей нервной реакцией, заливаюсь краской. Я была так поглощена пейзажем, что не заметила, как подошла эта женщина, и едва удержалась, чтобы не закричать. Наконец понимаю: это Анна, та самая, что
– Вы знаете, цветы пережили падение, не завяли и очень оживили мою квартиру. И скрасили день, так что спасибо.
Вспоминаю момент нашего приятного знакомства, летящие из окна цветы и улыбаюсь.
– Каждый день прохожу мимо и пытаюсь решить… – Анна умолкает на полуслове.
– Решить что?
– Друзья или любовники?
– Кто?
– Эти двое на полотне, – отвечает она, кивая на пейзаж. – Может, старая семейная пара на прогулке или друзья, увлеченные разговором. А может, тайные любовники на запретном свидании.
Опять всматриваюсь в картину: одна фигура склонилась к другой, как будто шепчет что-то на ухо или хочет поцеловать.
– Я думаю, они не знакомы, – продолжает Анна, – минуту назад встретились на берегу.
– Да, это не роман. Наверное, между ними проскочила искра. Иногда разговариваешь с совершенно незнакомым человеком и чувствуешь, что он мог бы стать твоим другом. Возникает мгновенный контакт.
Так было у нас с Кэролайн. В первый же день в колледже улыбнулись друг другу, и я тут же поняла, что мы подружимся. Снова бросаю взгляд на стоящую рядом женщину. Она выше меня ростом и на вид немного старше, чем я. Широкая улыбка, острые скулы, короткая стрижка. У нас одинаковые джинсы. У Анны темные волосы и яркая черная подводка вокруг глаз. Если вместо кед на новую знакомую надеть ботинки на толстой подошве, проколоть несколько дырок для пирсинга, то получилась бы одна из тех девочек, на которых, учась в художественном колледже, я так мечтала быть похожей.
Анна улыбается.
– Дурацкая картина.
Я тоже думаю, что нарисовала бы лучше, и смеюсь от удивления.
– Ну да. – Мой ответ такой же пресный, как и пейзаж за стеклом.
Возникает пауза. Кажется, молчание должно тяготить, но это не так.
– Ты только критик или сама тоже рисуешь? – спрашиваю, неожиданно переходя на «ты».
Не потому ли, что Анна напоминает студенток-художниц, которым я так стремилась подражать?
– Да нет, хотела когда-то. В школе неплохо получалось, но… На самом деле из меня вряд ли бы вышел художник. Тогда я стала смотреть, как рисуют другие, копила денежки и покупала их работы, чтобы вешать у себя дома. Вот и все. А ты?
Открываю рот для ответа и не знаю, что сказать. Кто я сейчас? Разве я художник?
– Когда-то рисовала. И очень хочу набраться храбрости, войти сюда и спросить, нет ли какой-нибудь работы для меня.
Собеседница смотрит на меня скептически.
– В это время года с работой непросто, часть магазинов открыта только в сезон. До лета тебе вряд ли повезет.
Анна опять вглядывается в пейзаж.
– Не могу смотреть на это произведение
Мне оно тоже кажется нелепым.
– Смотри. – Она тычет пальцем в название. – «Юрское побережье». Ты видела здесь такую синеву, такое спокойное море и безоблачное небо? Или даже что-нибудь мало-мальски похожее на эту сцену?
– Нет, – отрицательно качаю головой, – все должно быть серым, мрачным, штормовым.
– Не всегда, – задумчиво произносит Анна, глядя мне в глаза. – Я знаю такие места, где краски в сто раз ярче, чем на этом пейзаже. Подлинные краски моря и неба.
– В этих краях?
Она утвердительно кивает.
– Серьезно, необыкновенно красивые уголки.
На миг пугаюсь, что Анна сейчас предложит показать эти пейзажи, и судорожно ищу повод вежливо отказаться и ускользнуть. Однако Анна со вздохом и подняв с земли пакет с покупками, прощается:
– Пора на работу. Приятно было встретить тебя снова. Может, как-нибудь заскочу поздравить с новосельем и сама принесу тебе цветы.
Дойдя до угла, Анна оборачивается.
– Слушай, в свободное от критики местных художников время я полдня работаю в кафе на Брод-стрит. Кофе там отвратный, но сервис великолепный. Загляни как-нибудь, и я расскажу, где на этом побережье найти живописные места.
Нужно искать в местной газете объявления о работе, распаковывать вещи. Вместо этого захожу в кафе и, выбрав столик у окна, беру в руки ламинированный лист меню. Неожиданно в кресло напротив садится Анна.
– Не думала, что ты примешь мое приглашение, – говорит она. – Должна признаться, здесь не только отвратительный кофе, но и обслуживание не очень.
– Разве не ты здесь за него отвечаешь? – улыбаюсь я.
– Вместо цветов, что задолжала, принесу тебе кофе, – смеется Анна, – только не говори потом, что тебя не предупреждали.
Она уходит, а я достаю альбом для набросков. После переезда я его еще не открывала, да и вообще почти не брала в руки после смерти мамы. Мир потерял для меня краски, покрылся серой пеленой, желание рисовать или писать маслом на холсте совершенно пропало. Может, потому я отдалилась от Джо – ведь мы так любили вместе делать наброски. Рассматриваю один: Джо и Миа сидят рядышком на диване и смеются. Неожиданно на листок ложится тень.
– Господи, как хорошо. Твоя работа?
Киваю. Анна хочет рассмотреть рисунок поближе, а я с трудом удерживаюсь, чтобы не вырвать альбом у нее из рук и не спрятать.
– И дети твои?
Опять молча киваю.
– Очень похожи, – произносит она, улыбаясь. Я вздрагиваю. – Извини, если…
– Все нормально, просто не совсем удачный рисунок.
Говорю не из ложной скромности. Конечно, это не лучший мой рисунок с детьми, но один из тех, к которым я постоянно возвращаюсь. Анна права: на нем Миа и Джо напоминают близнецов.
– Слушай, Сара, у меня для тебя кое-что есть. – Анна приносит со стойки листовку. – Объявление из той галереи. Мы хотели повесить его в окне, да руки не дошли. Это, конечно, не работа, но все-таки шанс.