Женщины да Винчи
Шрифт:
Не зря Зине показалось даже при беглом взгляде, что она очень красивая, эта Самарина. Теперь, когда лицо ее не было скрыто маской, это было совершенно очевидно. На него падал свет настольной лампы, и все его черты были как будто обведены сияющим контуром.
– А я знаю, на кого ты похожа!
Зине только сейчас пришла в голову догадка, и она ей обрадовалась. Но лампу все-таки отвернула. У больной и так от наркоза голова болит, наверное, а тут еще свет в лицо, и кто только додумался так лампу поставить.
Самарина посмотрела
– Ты похожа на даму с горностаем, – объяснила Зина. – Картина Леонардо да Винчи, знаешь?
– Знаю.
Та кивнула и чуть заметно поморщилась: голова болела, конечно, Зина правильно догадалась.
– Я видела эту картину, – сказала Самарина.
– Я тоже, – кивнула Зина. – Нам Анна Станиславовна показывала, учительница истории, когда мы искусство Италии проходили.
Самарина улыбнулась Зининым словам. Это даже улыбкой трудно было назвать, лишь чуть дрогнула прекрасная линия губ. Ею в самом деле можно было любоваться, как картиной да Винчи.
– Садись, – сказала она. – Ты кто?
– Операционная сестра, – ответила Зина, садясь на стул у кровати. – Зина Филипьева.
– Я Полина. Это правда, что я чуть не умерла?
– Ты ведь не здешняя? – вместо ответа спросила Зина.
Она не хотела отвечать на Полинин вопрос. Сейчас больной совсем не время думать о таких тяжелых вещах, как граница жизни и смерти.
– Не здешняя, – ответила Полина.
– Из Москвы?
– Можно считать, так.
Что означает этот Полинин ответ, было не очень понятно. Но в конце концов, это не имело значения, Зина никогда не страдала пустым любопытством.
– Ну, выздоравливай, – сказала она, вставая. – Я на минуточку зашла, просто посмотреть, как у тебя дела. Спи побольше, это для тебя сейчас очень важно.
«Надо ей брусники моченой принести, – подумала Зина. – Витамины – это тоже важно, не только сон».
Непонятно, чем эта Полина так привлекла ее внимание. Одной только красотой – едва ли. Но вот бывает же, что чувствуешь значительность какого-то человека, а почему, и сам объяснить не можешь. Без видимых причин.
– Зина, – вдруг окликнула Полина, когда она уже подошла к двери. – Помоги мне отсюда выбраться.
– В каком смысле? – не поняла Зина.
– В прямом. Мне надо уйти из больницы незаметно. И вообще скрыться. Чтобы никто не знал, где я. Можешь мне помочь?
– Но как же?.. – растерялась Зина. – Ты же совсем больная еще… Да глупости ты говоришь! Ты же умереть можешь!
Полинины слова были произнесены таким тоном, который не оставлял сомнений в том, что она осуществит свое странное намерение. Конечно, Зина испугалась.
– Это сейчас не главное, – сказала Полина. – Мне надо скрыться. Это необходимо.
В том, как она сказала, что возможность ее смерти сейчас не главное, не чувствовалось и тени нарочитости или рисовки. Зато чувствовалась та воля, которую называют железной. Зина знала таких
– А… когда тебе надо скрыться? – спросила она.
– Чем скорее, тем лучше. Желательно прямо сейчас.
– Прямо сейчас нельзя. Ты просто не поднимешься.
– Поднимусь.
– Ладно, пусть поднимешься. Но потом у тебя сепсис начнется. Хорошо это будет? Давай до завтра погодим, а? – Тут Зина вспомнила про начальника столичного вида и догадливо добавила: – На ночь-то вряд ли кто-нибудь к тебе сюда явится, да и не пустят никого. А завтра спокойно рассудим.
Она с удивлением заметила, что уже объединяет себя с этой девушкой, ставит свои действия в зависимость от ее решений.
– Он мне лекарство привез, – сказала Полина. – Английское. Сказал, это как раз от сепсиса. Может, уколешь?
– А я знаю, какое это лекарство! – обрадовалась Зина. – Леонид Семенович про него рассказывал. Что англичане во время войны изобрели и что для раненых это просто панацея. От гангрены спасает и от сепсиса.
– Ну так уколи мне, раз панацея, – сказала Полина. – Вон на тумбочке коробка.
– Я не могу просто так колоть, – покачала головой Зина. – Должен врач назначить.
– Ерунда. Там наверняка инструкция в коробке, и все написано, как колоть. Дай-ка ее мне.
Зина взяла с тумбочки и протянула Полине коробку с ампулами. Та распечатала ее, достала вкладыш, всмотрелась в английские буквы и с досадой сказала:
– В глазах все плывет! Наркоз не отошел.
Зина взяла у нее из рук листок с английским текстом и быстро его просмотрела.
– Действительно расписано, – сказала она. – Вся схема.
Полина удивленно взглянула на нее.
– Ты по-английски читаешь?
Зина улыбнулась. Она привыкла к тому, что ее владение английским языком удивляет всех, и ей даже нравилось наблюдать за этим удивлением у новых людей. Свои-то в санитарном поезде все уже знали, что она с легкостью читает инструкции к лекарствам, поставляемым по лендлизу из Америки.
– У нас в школе учительница по английскому очень хорошая была, – объяснила Зина. – Софья Робертовна Блэк. Она Оксфорд закончила.
– Оксфорд? А здесь она что делала?
– У нас тут таких много. Из Ленинграда, из Москвы. Кого выслали, кто сам приехал.
– В глушь, в леса? – кивнула Полина. – Разумно. Ну вот и не спрашивай, зачем мне скрыться надо. Помоги, и всё.
О причинах, по которым Полине надо было скрыться, Зина как раз спрашивать и не собиралась. Ссыльных в Кирове было немногим меньше, чем заключенных в окрестных лагерях, и если кто-нибудь думал, что все эти люди преступники или враги, то Зина такого не думала точно.