Женщины его жизни
Шрифт:
Его ждали двое арабов атлетического сложения в отлично сшитых европейских костюмах. Они сидели на самом краешке дивана, словно стесняясь, и при появлении сенатора в библиотеке поднялись на ноги с кошачьей грацией.
– Добрый день, – сказали они. Их лица с большими черными усами выражали дружелюбие и преданность.
– Как дела? – улыбнулся Джордж, протягивая им руку.
Был в комнате и третий человек, тот самый «секретный пакет», о котором говорил Юсеф. Он сидел в кресле и тоже встал, но не так проворно, как его друзья. Это был худощавый мускулистый паренек
Здороваясь с сенатором, он обнажил в улыбке ослепительно белые зубы.
Сара Майлз, секретарша со светлыми волосами, в которых, после того как ей перевалило за сорок, уже была заметна седина, сказала:
– Это люди, которых вы ждали.
Она была очень мила в легком голубом платье с бирюзовыми бусами на шее.
– Очень хорошо, Сара, – отозвался Джордж, делая гостям знак садиться.
Сара, казалось, утеряла свою обычную уверенность. Она работала с Джорджем более двадцати лет, с тех самых пор, как окончила литературный факультет Беркли. Ей приходилось присутствовать при его встречах с людьми самых разных профессиональных категорий и общественной принадлежности: министрами, сенаторами, обычными гражданами и высокопоставленными чиновниками, крестьянами, сомнительными проходимцами и членами королевских семей. Однако за всю ее карьеру не было случая, чтобы сенатор Джордж Брайан принимал столь экзотических посетителей, как эта троица.
– Я могу остаться, если нужно, – с готовностью предложила она, понимая, что встреча носит чрезвычайный характер.
– Спасибо, Сара, – вежливо отказался Джордж, – мы справимся сами.
– Разумеется, сенатор, – она не была полностью уверена, но полагала, что позже все узнает.
– Возможно, господа еще не завтракали, – предположил Джордж. Еще не было восьми, и такое замечание показалось ему разумным.
Двое хорошо одетых арабов поблагодарили, но от завтрака отказались.
– Скажи Серджо, чтобы принес кофе, – решил он. – На всех.
Серджо был итальянским слугой, которого Бруно рекомендовал ему много лет назад. Он стал персональным камердинером сенатора, был усерден, предан и умел держать язык за зубами. Джорджу ни разу не пришлось пожалеть о том, что он взял Серджо на службу.
Сенатор занял место в кресле за письменным столом, лицом к гостям. Он попытался догадаться, кто из троих был «секретным пакетом», о котором говорил Юсеф. У тех двоих, что были хорошо одеты, слегка оттопыривался левый нагрудный карман: они были вооружены. Скорее всего «пакетом» был худощавый юноша с глубоко запавшими глазами, в джинсах и футболке, с которого остальные двое не спускали глаз.
– Пожалуй, чашка крепкого кофе мне не помешает, – улыбнулся Джордж. Он был в рубашке и легких летних брюках и сейчас нащупывал в карманчике бежевой полотняной рубашки коробочку с белыми пилюлями, помогавшими ему более или менее поддерживать работу сердца.
В белой куртке официанта, в белых перчатках, с густыми, слегка волнистыми черными волосами и карими
– Спасибо, Серджо, мы нальем сами, – вмешался сенатор, увидев, что слуга готов обслужить каждого. Ему не терпелось узнать истинную причину приезда необычных гостей, но, уважая ближневосточные традиции, он решил не начинать разговора первым и не торопить их. – Кофе? – спросил он.
– Спасибо, – ответил тот из троих, кто, видимо, был за старшего.
Джордж разлил по чашкам ароматный напиток и подсластил свою порцию сахарином. Отпив глоток, он отметил, что кофе хорош, как всегда. Никто в мире не мог сравниться с Серджо в приготовлении кофе.
– Я вас слушаю, – сказал он.
Заговорил самый старший, тот, что был за главного. Ему было около тридцати.
– Это Каджан, – начал он, представляя паренька в джинсах и футболке.
– Как поживаете, Каджан? – приветствовал его Джордж, поставив на поднос уже пустую чашку.
Юноша поклонился в ответ.
– Каджан – ливанец, – продолжал тридцатилетний араб. – Ему двадцать один год. Он работает на ливийцев.
На лице у парня отражалось недоверие, Джордж заметил нервное движение его рук.
– Понятно, – проговорил он, чтобы нарушить неловкое молчание. В груди словно загорелся сигнал тревоги, возможно, предвестник нового приступа. Он спросил себя, стоит ли принять таблетку, потом решил не торопиться с этим.
– У Каджана есть сестра, она была замужем за выходцем из Омана, – араб почти идеально владел английским. – Во время путешествия по Ливии на окраине Себхи муж его сестры был задержан ливийской полицией. Его посадили в тюрьму, допрашивали, пытали, а потом убили.
– За что? – спросил Джордж. Он охотно выпил бы сейчас чего-нибудь покрепче кофе, но об этом нечего было и думать. – Ливийцы объявили его американским шпионом. – Араб рассказывал историю с такой простотой, словно она его совершенно не касалась.
– А он им был? – Джордж прекрасно знал, что спецслужбы используют самых безобидных на вид людей.
– Нет, не был, – уверенно ответил собеседник. – Его заметили, когда он бродил неподалеку от военного аэродрома. Он был обыкновенным туристом и не соображал, что делает. Собирал камни в пустыне. Палеонтологические окаменелости. Это запрещенное занятие. – За окном в зеленом саду все слышнее становились обычные шумы лета. Сенатор бросил взгляд на ливанца: его руки с длинными нервными пальцами продолжали двигаться, словно перебирая зерна невидимых четок. – Сестра Каджана очень любила своего мужа, – продолжал араб, когда взгляд Джорджа вновь переместился с ливанца на него самого. – Он работал электриком в порту Абу-Даби.
Джордж взглянул на стоявшую на рояле фотографию в изящной серебряной рамке. Это был снимок Аннализы и маленького Бруно на краю бассейна в Сосалито, сделанный за несколько месяцев до трагедии. Зрение у него было уже не то, что прежде, но стоило ему увидеть этот расплывчатый моментальный снимок, как в памяти воскресали призраки прошлого, краски юности и счастья.
– Вы меня слушаете, сенатор? – почтительно осведомился араб. Он получил точные инструкции и хотел выполнить задание с честью.