Женский клуб
Шрифт:
– Как только закончится шабат, занесу Мими куриного бульона с кнейдлах, – решила Хелен. Хотя миссис Леви открыто усомнилась, не слишком ли часто Мими нездорова, чтобы каждый раз претендовать на суп, Хелен любила Мими. Это был единственный человек (кроме миссис Леви, само собой), на которого она хотела быть похожа.
– Как ты готовишь кнейдлах? – поинтересовалась Эдит Шапиро. – Я охлаждаю тесто. Оно получается таким нежным, что шарики можно делать ложкой. Вот такие и любил мой муж, светлая ему память.
– А я, – Хелен с готовностью наклонилась поближе, – добавляю щепотку корицы, потом беру немножко мясного фарша и заворачиваю в тесто, чтобы получился сюрприз внутри.
Хелен
Миссис Леви поверить не могла, что в такой момент они обсуждают кнейдлах. Очевидно, чтобы разговор повернул в нужное русло, придется взяться за дело самой.
– Если уж о тех, кто сегодня не пришел в синагогу, обратите внимание, кого еще здесь нет, – произнесла миссис Леви.
Хелен, Ципора и Эдит замолчали, напрочь позабыв о кнейдлах. А ведь миссис Леви права, подумала Хелен; сама-то она не удосужилась глянуть, появилась ли Бат-Шева. В этом разница между ней и миссис Леви. Ее слишком часто что-то отвлекает от происходящего, а миссис Леви целиком и ежеминутно погружена во все дела, важные для общины. Ципора огляделась – вдруг они пропустили приход Бат-Шевы, а Эдит с растущим уважением посмотрела на миссис Леви, которая так умело и быстро завладела их вниманием, – о такой роли в общине она могла лишь мечтать.
– Ты же не думала, что Бат-Шева придет в синагогу на следующий день после переезда? Ей ведь нужно время, чтобы устроиться, – сказала Хелен, но она, как и все мы, была разочарована. Бат-Шева явно засела нам в подкорку. Даже во сне что-то не отпускало нас, то же скребущее чувство, что бывает в отпуске, когда начинаешь сомневаться, выключила ли плиту, заперла ли заднюю дверь.
– Не берусь сказать, что нам стоит делать из этого далеко идущие выводы, но я видела Бат-Шеву во сне, и она была словно призрак: в таком длинном белом одеянии и то вплывала, то выплывала из дома, – сообщила миссис Леви и покачала головой. Она проснулась в холодном поту и не могла уснуть, пока не растолкала Ирвинга и он не обнял ее крепко-крепко.
– Сейчас еще рано, мы не знаем наверняка, что она не придет, – заметила Эдит. – А пока лучше бы нам перестать о ней думать.
Мы пытались отвлечься от мыслей о Бат-Шеве. Нам следовало заняться совсем другими вещами. Мы так и не нашли нужную страницу в сидурах, нам нужно было успеть пробежать пропущенную часть утренней службы, а уже близилось время чтения Торы. Раввин встал перед ковчегом, обращенным к востоку, и наши сердца и глаза устремились к Иерусалиму. Изначально ковчег был покрыт пологом с изображением разделения вод Красного моря. Но со временем ткань истрепалась и выцвела, и в прошлом году семья Цукерманов подарила синагоге новые раздвижные дверцы в форме Скрижалей Завета – две большие плиты из иерусалимского камня. На церемонии посвящения Наоми Айзенберг заметила, что, когда ковчег открывают, кажется, будто скрижали с Десятью заповедями снова разбиваются. Нам это не показалось смешным; напротив, эти грозные плиты напоминали нам о Том, перед Кем мы стояли.
Читалась недельная глава Торы. Одна из наших любимых, настоящее отдохновение после долгих недель чтения о жертвоприношениях в храме. Мы слушали историю Кораха, который восстал против Моисея в пустыне, и старались представить себе эту картину. Вот собрались люди: одни на стороне Моисея, другие против него. И в громе, молнии и огнях, затмевающих фейерверки в день Четвертого июля, земля обратилась чудовищем, разверзла пасть
4
См.: Бемидбар (Числ.), 16.
Бат-Шева не дрогнула под нашими взорами. Она распрямила плечи, высоко подняла голову и откинула назад волосы. На ней было свободное летящее платье из тонкой бежевой ткани. Но, несмотря на обилие материи, ему недоставало скромности. В нем не было пристойности наших строгих платьев и летних костюмов, и слишком явным для нас было ее тело под этим платьем, ее длинные ноги и стройная фигура. Аяла стояла позади, прикусив нижнюю губу, готовая вот-вот расплакаться. Если Бат-Шеву как будто не смущало обилие новых лиц, то Аяла выглядела робкой и неуверенной.
Увидев миссис Леви, Бат-Шева помахала рукой. Миссис Леви понимала: этого следовало ожидать, во всем городе Бат-Шева знала только ее. Она кивнула и помахала в ответ. Но свободных мест рядом не было. Миссис Леви всегда сидела в ряду за Хелен Шайовиц, вместе со своей кузиной Бесси Киммель с одной стороны и Эдит Шапиро – с другой, и есть же, в конце концов, традиции, которые нельзя нарушать. Бат-Шева поняла и стала высматривать два свободных места, с которыми не было проблем. Синагога заполнялась только на Рош га-Шана и Йом Кипур, а в обычные субботы, вроде этой, больше походила на кинотеатр, где показывают непопулярное кино. Бат-Шева дошла до начала женской половины и опустилась в первом ряду, где никто из нас никогда не садился.
Мы снова попытались вернуться к чтению Торы. Мы же в синагоге, мы должны сосредоточиться, попрекали мы себя и друг друга. Но ничего не могли поделать. Мы то и дело отрывали глаза и украдкой поглядывали на Бат-Шеву.
Хелен Шайовиц наклонилась к Бекки Фельдман, раскрыв Хумаш 5 не на той странице.
– Я точно слышала, что она из обращенных.
– Про остальное не поручусь, а вот что она не еврейка, я поняла в первую же секунду, – ответила Бекки. Она считала себя большим знатоком в этих вопросах. Ее дочь Шира гуляла с какой-то девчонкой, которую повстречала в торговом центре, и Бекки было довольно одного взгляда, чтобы понять, что та не еврейка.
5
Хумаш – Пятикнижие Моисеево, пять книг Торы, здесь имеется в виду отдельное издание (далее во множественном числе – Хумашим).
– Это самая печальная история, что я слышала, – сказала Рена Рейнхард. – Сначала Бенджамин Джейкобс так ужасно погибает, а теперь эта потерянная душа появляется здесь.
– Я знала! Говорю вам, я точно знала. Стоило мне ее увидеть, я тотчас догадалась, кто это, – уверяла миссис Леви.
Чтение Торы завершилось, и мы перестали шептаться. Один из мужчин поднял Тору, раскрыв свиток, и мы все вместе произнесли на иврите: «Вот Тора, которую передал Моисей сынам Израиля по слову Бога, данному Моисею». Затем кантор взял Тору и, обнося ее вокруг зала, вместе с остальными мужчинами запел: «Пойте Господу, святые Его, славьте память Святыни его, ибо на мгновение гнев Его, на всю жизнь благоволение Его». Мы не пели. Хотя мы знали слова, мы тихонечко мурлыкали. Так уж у нас было заведено.