Жены и дочери
Шрифт:
— Бедная Бетти! — мягко сказала Молли.
— Бедняжка! Надеюсь, она извлечет пользу из урока, — вздохнула миссис Гибсон. — Жаль, что Мария не работала у нас до того, как семьи графства начали приезжать к нам с визитами.
Миссис Гибсон весьма радовалась многочисленным визитам «семей графства». Ее мужа очень уважали, и многие дамы из разных усадьб, поместий и особняков, которые пользовались его услугами для себя и своих семей, полагали, что будет правильным оказать внимание его новой жене, когда приезжали в Холлингфорд за покупками. Состояние ожидания, в которое эти визиты повергли миссис Гибсон, лишили мистера Гибсона домашнего покоя. Неудобство доставляли горячие, ароматно пахнущие блюда, которые носили из кухни в гостиную всякий раз, когда знатные дамы, чьи носы привыкли к аристократичным, утонченным запахам, приезжали с визитами. Еще большее неудобство доставил случай, произошедший из-за неуклюжести Бетти, которая, торопясь открыть входную дверь высокомерному
— Не готовьте никаких лакомств для меня, моя дорогая; хлеб и сыр — основа моего питания, как это было при прежней жене.
— Мне ничего неизвестно о вашей прежней жене, — ответила миссис Гибсон, — но я не могу позволить, чтобы сыр выносили за пределы кухни.
— Тогда я съем его там, — сказал он. — Она недалеко от конюшни, и если я приеду в спешке, я смогу быстро перекусить.
— В самом деле, мистер Гибсон, поразительно, как ваша внешность и манеры отличаются от вашего вкуса. На вид вы такой джентльмен, как обычно говорил добрый лорд Камнор.
Потом ушла кухарка, такая же старая служанка, хотя и не такая пожилая, как Бетти. Кухарке не нравилось возиться с поздними обедами, и, принадлежа к методистской церкви, она по религиозным причинам возражала пробовать новые рецепты французских блюд миссис Гибсон. Это не по-библейски, говорила она. В Библии много упоминаний о еде: это свежевыпотрошенный баран, что означает баранину, вино и хлеб, молоко и фиги с изюмом, жирные телята, хорошо прожаренное филе телятины и тому подобное. Но она всегда идет против своей совести, когда готовит мясо свиньи и печет дрожжевые пироги со свининой, и теперь, если ей придется готовить языческие блюда по моде папистов, она скорее все бросит. Поэтому кухарка последовала за Бетти, и мистеру Гибсону пришлось удовлетворять свой здоровый английский аппетит плохо приготовленными омлетами, тефтелями, слоеными пирогами, миндальными бисквитами и кушаньями, запеченными в тесте. Он никогда точно не знал, что он ест.
Еще до женитьбы он принял решение уступать в пустяках и быть твердым в важных вещах. Но разногласия во мнениях по поводу пустяков возникали каждый день и, возможно, беспокоили его больше, чем, если бы они относились к вещам более важным. Молли хорошо, как азбуку, знала отцовские взгляды, а его жена — нет; она не обладала проницательностью, кроме тех случаев, когда ее собственные интересы зависели от настроения другого человека, и никогда не понимала, как его беспокоят все эти незначительные ежедневные уступки, которые он совершал согласно ее воле или капризам. Он никогда не позволял себе выразить свое сожаление, даже мысленно; он постоянно напоминал себе о добрых качествах своей жены и утешал себя мыслями о том, что со временем они будут думать одинаково. Но он был очень зол на холостого двоюродного дедушку мистера Кокса, который годами не обращал внимания на своего рыжеволосого племянника, а тут вдруг послал за ним после того, как частично оправился от серьезного приступа болезни и назначил его своим наследником при условии, что его двоюродный племянник проведет с ним остаток его жизни. Это случилось вскоре после того, как мистер и миссис Гибсон вернулись из свадебного путешествия, и пару раз с тех пор мистер Гибсон ловил себя на мысли, что удивляется, почему старый дьявол Бенсон не мог решиться на это раньше, чем избавил бы его дом от нежелательного присутствия юного влюбленного. Надо отдать должное мистеру Коксу, в своем самом последнем разговоре с мистером Гибсоном, еще в качестве его ученика, он сказал с нерешительностью и неловкостью, что, возможно, новая обстановка, в которую он попадет, может некоторым образом изменить мнение мистера Гибсона…
— Ни в коей степени, — быстро ответил мистер Гибсон. — Вы оба слишком молоды, чтобы разбираться в собственных душах. И если моя дочь была так глупа, что влюбилась, ей не стоит рассчитывать на счастье со смертью старика. Смею сказать, в конце концов, он лишит вас наследства. Он может так сделать, и тогда вы окажетесь в худшем положении, чем были. Нет! Уезжайте, позабудьте всю эту чепуху, а когда забудете, то приезжайте навестить нас.
Мистер Кокс уехал с клятвой неизменной преданности в своем сердце, и мистер Гибсон неохотно выполнил свое прежнее обещание, данное соседу — дворянину фермеру — год или два назад, и взял второго сына мистера Брауна на место юного Кокса. Тот должен был стать последним в череде учеников, и так как он был на год младше Молли, мистер Гибсон надеялся, что повторного романа не случится.
Глава XVI
Новобрачная в родной стихии
Среди «сливок общества», как величала наносивших ей визиты миссис Гибсон, были оба молодых Хэмли. Сквайр, их отец, выразил свои поздравления, как и намеревался это сделать, самому мистеру Гибсону, когда тот приехал в поместье. Но миссис Хэмли, хоть и не в состоянии была поехать и нанести визит сама, желала оказать внимание новой жене доброго доктора, и, возможно, испытывая живой интерес к тому, как поладили Молли и ее мачеха, заставила сыновей приехать в Холлингфорд с визитными карточками и извинениями. Они прошли в заново обставленную гостиную, раскрасневшиеся и посвежевшие после поездки: первым вошел Осборн — как обычно безукоризненно одетый, и элегантный. Роджер, крепко сложенный, энергичный, и умный деревенский фермер, следовал за своим братом. Миссис Гибсон производила впечатление, которое всегда намеревалась производить, — очень красивой женщины, уже не первой молодости, но с такими приятными манерами и таким обворожительным голосом, что люди переставали задаваться вопросом, сколько же ей на самом деле лет. Молли была одета лучше, чем прежде, — ее мачеха следила за этим. Ей не нравились старые поношенные вещи, и она уже измучила Молли советами по поводу выбора платья и прически, перчаток и туфель. Миссис Гибсон пыталась заставить ее умываться водой с розмарином и сливками, чтобы улучшить смуглый цвет лица. Но об этом Молли либо забывала, либо противилась, а миссис Гибсон не могла подниматься каждый вечер в комнату девушки и следить, чтобы та смазывала лицо и шею кремом, так заботливо предоставленным в ее распоряжение. Тем не менее, цвет лица Молли явно улучшился, даже на критический взгляд Осборна. Роджер старался угадать по ее взглядам и выражению лица, счастлива ли она, его мать особенно наказывала ему подмечать все эти знаки.
Осборн и миссис Гибсон старались угодить друг другу, как было принято в тех случаях, когда молодой человек приезжал с визитом к новобрачной средних лет. Они говорили о «Шекспире и музыкальных стаканах», [46] о лондонских новостях. Молли слышала обрывки их разговора в паузах своей беседы с Роджером. Ее герой приобретал совершенно новый характер, он больше не был литературным или поэтичным, романтичным или критичным, теперь он был знатоком последних театральных премьер и ценителем оперных голосов. У него было преимущество перед миссис Гибсон, которая, надо сказать, знала о таких вещах понаслышке, слушая разговоры в Тауэрсе, тогда как Осборн два или три раза удирал из Кэмбриджа, чтобы послушать или увидеть то или иное чудо сезона. Но ее преимущество перед ним составляла большая смелость и находчивость, позволявшие ей прибавлять факты, и, кроме того, она более искусно подбирала и расставляла слова, отчего казалось, будто мнения, являвшиеся всего лишь чужими словами, составлены ею самой из собственного опыта и личных наблюдений. Так, рассуждая о манерности известной итальянской певицы, она спросила:
46
Обычный, вежливый разговор. Цитата из «Вэйкфилдского священника» Оливера Голдсмита, гл. 9. Музыкальные стаканы — стаканы, наполненные водой на разную глубину, и которые от удара о них издают разные звуки.
— Вы наблюдали, как она постоянно поднимает плечи и сжимает руки, перед тем как взять высокую ноту? — слова были произнесены таким тоном, что создавалось впечатление, будто миссис Гибсон сама наблюдала за этой привычкой певицы.
Молли, которая довольно хорошо знала, как ее мачеха провела последний год, прислушивалась к разговору с большим недоумением, но, в конце концов решила, что должно быть не понимает, о чем они говорят, потому что не может восстановить недостающие кусочки разговора из-за необходимости отвечать на вопросы и замечания Роджера. Осборн стал не тем Осборном, каким он был в поместье рядом с матерью. Роджер заметил, как она смотрит на его брата.
— Вы думаете, мой брат выглядит больным? — спросил он, понизив голос.
— Нет, вовсе нет.
— Он нездоров. Мы с отцом беспокоимся за него. Та поездка на континент не принесла ему ничего, кроме вреда. И, боюсь, на нем сказались неприятности с экзаменами.
— Я не думаю, что он выглядит больным, только он как-то изменился.
— Он говорит, что скоро должен возвращаться в Кэмбридж. Возможно, это пойдет ему на пользу. И я уеду на следующей неделе. Мы приехали попрощаться с вами, а также поздравить миссис Гибсон.
— Ваша мать будет переживать, когда вы оба уедете, правда? Но, конечно же, молодые люди всегда должны жить вне дома.
— Да, — ответил он. — Она по-прежнему сильно переживает, и меня также беспокоит ее здоровье. Вы ведь будете иногда приезжать и навещать ее? Она очень вас любит.
— Если смогу, — ответила Молли, неосознанно взглянув на мачеху. У нее было неприятное предчувствие, что, несмотря на непрерывный поток слов, миссис Гибсон могла слышать и слышала все, что слетало с уст Молли.