Жены и дочери
Шрифт:
— Он ведь старший сын? Почему он и его отец не должны поладить?
— О, я не знаю. То есть, я знаю, но думаю, что не должна говорить.
— Не будь столь педантично правдивой, Молли. Кроме того, по тебе видно, когда ты говоришь правду, а когда врешь. Я точно знаю, что означает твое «я не знаю». Я никогда не считала себя склонной говорить правду, поэтому, прошу, мы можем быть на равных правах.
Синтия могла бы справедливо заметить, что не обязана быть искренней; она говорила буквально то, что приходило ей в голову, не слишком заботясь, правильно это или нет. Но в ее словах не было злости, и вообще, она не пыталась обеспечить себе преимущество за все свои недостатки. Часто в ее словах была такая скрытая ирония, что Молли не могла не забавляться ими на деле, хотя теоретически их осуждала. Обаяние Синтии сглаживало
— Теперь твой черед, дорогая, — сказала она, — До сих пор я работала как знаток. Теперь я начинаю, как любитель.
Она принесла прелестные искусственные цветы, вынутые из собственной лучшей шляпки, чтобы украсить ими шляпку Молли, сказав, что они будут ей к лицу, и что ей самой вполне достаточно банта из лент. Все время пока работала, она пела, у нее был приятный голос, таким же приятным голосом она говорила, и, бывало, без труда брала верхние и нижние ноты в своих веселых французских песенках. И, тем не менее, казалось, музыка ее не интересует. Она редко садилась за пианино, на котором Молли добросовестно практиковалась каждый день. Синтия всегда охотно отвечала на вопросы о своей прошлой жизни, хотя редко напоминала себе о ней, но она была самой сочувствующей слушательницей всех невинных откровений Молли; ее изумляло, как ее сестра смогла вытерпеть повторную женитьбу мистера Гибсона, и почему она не предприняла никаких активных шагов, восстав против этого брака.
Несмотря на все это приятное и пикантное дружеское общение дома, Молли тосковала по Хэмли. Если бы она принадлежала той семье, она бы, возможно, получила много записок и узнала бы бесчисленные подробности, которых теперь была лишена, собирая по крохам сведения о визитах отца в поместье, которые с тех пор как умерла его дорогая пациентка, совершались по случаю.
— Да, сквайр сильно изменился, но ему лучше, чем прежде. Между ним и Осборном невыраженная отчужденность; любой это заметит по молчанию и напряженности их поведения, но внешне они дружелюбны… во всяком случае, любезны. Сквайр всегда будет уважать Осборна как своего наследника и будущего представителя их семьи. Осборн не выглядит хорошо, он говорит, что ему хочется перемен. Я думаю, он устал от домашнего уединения и домашних раздоров. Он остро переживает смерть матери. Удивительно, что его и отца не сблизила их общая потеря. Роджер тоже уезжает в Кэмбридж — сдавать экзамен на получение диплома по математике. В общем, и люди и место изменились, но это естественно!
Возможно, подобные обрывки новостей из Хэмли составляли многие сводки. Они всегда заканчивались каким-нибудь добрым пожеланием Молли.
Миссис Гибсон обычно добавляла свой комментарий к мнению мужа о меланхолии Осборна.
— Мой дорогой! Почему бы вам не пригласить его к нам на обед? Тихий, скромный обед. Кухарка вполне с ним справится. А мы бы все надели черное и лиловое, он бы не посчитал это за веселье.
Мистер Гибсон отвечал на эти предложения лишь кивком головы. К этому времени он привык к жене и считал молчание со своей стороны великой защитой против длительных нелогичных аргументов. Но всякий раз, когда миссис Гибсон поражалась красоте Синтии, она считала все более и более целесообразным тихий, скромный обед, который взбодрит мистера Осборна Хэмли. Никто, кроме дам Холлингфорда и мистера Эштона, викария — этого безнадежного и несговорчивого старого холостяка — не видел Синтию, а какая польза от хорошенькой дочери, если никто, кроме пожилых женщин ею не восхищается?
Сама Синтия казалась совершенно безразличной к этой теме и мало обращала внимания на постоянные разговоры матери о веселье, которое возможно, и веселье, которое невозможно в Холлингфорде. Она проявила себя, очаровав обеих барышень Браунинг, как бы сделала, чтобы доставить удовольствие Осборну Хэмли или другому молодому наследнику. То есть, она обычно не прикладывала усилий, а просто следовала собственной природе, которая должна была привлекать любого из людей ее окружения. Усилие воли, казалось, должно было сдерживать ее от подобных поступков и защищать от собственной глупости и беззаботности, как это часто происходило в тех случаях, когда Синтия небрежными словами и выразительными взглядами шла наперекор прихотям матери. Молли почти жалела миссис Гибсон, которая, казалось, была неспособна оказать влияние на собственную дочь. Однажды Синтия прочитала мысли Молли.
— Я не хорошая, я тебе говорила. Иногда я не могу ей простить, что она пренебрегала мной, когда я была ребенком, и нуждалась в ней. Кроме того, я почти не получала от нее писем, когда была в школе. И я знаю, она запретила мне приехать на свадьбу. Я видела письмо, которое она написала мадам Лефевр. Ребенок должен расти рядом с родителями, если, когда вырастет, он должен думать, что они непогрешимы.
— Но, может, стоит знать, что все могут совершать ошибки, — ответила Молли, — их следует исправить и постараться забыть об их существовании.
— Следует. Но разве ты не видишь, что я выросла за рамками долга и «обязанностей». Люби меня такой, какая я есть, дорогая, я не стану лучше.
Глава XX
Гости миссис Гибсон
Молли очень удивилась, когда однажды мистер Престон посетил их дом. Они с миссис Гибсон сидели в гостиной — Синтии не было дома, она вышла в город за покупками. Дверь открылась, произнесли имя прибывшего, и в комнату вошел молодой человек. Его приход вызвал большее смятение, чем ожидала Молли. Он вошел с тем же выражением спокойной уверенности на лице, с каким встречал их в особняке Эшкома. В своем сюртуке для верховой езды и после прогулки на открытом воздухе он выглядел удивительно красивым. При виде его миссис Гибсон слегка нахмурила брови и оказала ему более холодный прием, нежели привыкла оказывать своим гостям. Молли немного удивило волнение мачехи. Миссис Гибсон сидела за пяльцами своей бесконечной вышивки, когда мистер Престон вошел в комнату, но случилось так, что, вставая, чтобы встретить его, она опрокинула корзину с пряжей и, отклонив предложение Молли помочь ей, она подобрала все мотки сама, прежде чем предложила гостю сесть. Он стоял, держа шляпу в руке, и делал вид, что заинтересован сбором мотков, хотя Молли была уверена, что ему это безразлично, поскольку все это время он оглядывал комнату, подмечая детали обстановки.
Наконец все уселись и завели разговор.
— Я впервые приехал в Холлингфорд со дня вашей свадьбы, миссис Гибсон, иначе я бы непременно засвидетельствовал вам свое почтение.
— Я знаю, что у вас много дел в Эшкоме. Я не ждала, что вы приедете. Лорд Камнор в Тауэрсе? Я уже больше недели не получала писем от ее светлости.
— Нет! Он, по-видимому, до сих пор задержался в Бате. Но я получил от него письмо с поручениями для мистера Шипшэнкса. Боюсь, мистера Гибсона нет дома?
— Да, его часто не бывает дома… почти постоянно, я бы сказала. Я не могла себе представить, что буду так мало его видеть. Жена доктора ведет очень уединенную жизнь, мистер Престон!
— Вы едва ли можете назвать свою жизнь уединенной, когда такая компаньонка, как мисс Гибсон, всегда у вас под рукой, — произнес он, поклонившись Молли.
— О, но жене одиноко, когда ее муж в отъезде. Бедный мистер Киркпатрик был несчастлив, если я не выходила вместе с ним… на все его прогулки, на все его визиты; ему нравилось, когда я была рядом с ним. Но мистеру Гибсону почему-то кажется, что я буду ему мешать.
— Я не думаю, что вы могли бы ехать позади него в седле на Черной Бесси, мама, — возразила Молли. — А пока вы не сможете ездить подобным образом, вы едва ли сможете совершать с ним объезды по неровным дорогам.
— Но он мог бы купить бругэм! [53] Я часто об этом говорила. И потом, я могла бы ездить на нем с визитами по вечерам. Это единственная причина, почему я не поехала на Холлингфордский благотворительный бал. Я не смогла заставить себя воспользоваться грязной пролеткой из «Георга». Мы должны расшевелить папу к следующей зиме, Молли. Нельзя, чтобы ты и…
53
Бругэм — одноконный двух- или четырехколесный экипаж для двух или четырех человек.