Жены Натана
Шрифт:
Докладываю всем, что сказал мне Натан. Узи бледен, кажется, его пробирает дрожь. «Никуда мы отсюда не уйдем, – говорит он. – Слишком велика опасность. Может, Хаггай даже их загипнотизировал». – «Что вдруг, – вскидывается в удивлении Рахель. – По-моему, следует оставить это место и уехать».
Генри плачет. Считает, что он во всем виноват «Не может быть, чтобы тигр мне изменил и подчиняется Хаггаю. Если зверь так себя ведет, значит это моя вина: я сделал что-то плохое». Рахель пытается его успокоить. Мне вообще не хочется в это вмешиваться. Раньше я не выдерживал чей-то плач и тотчас же пытался плачущего успокоить. И вообще, главная проблема не в Генри. Мне-то что делать в сложившейся обстановке, созданной Хаггаем. В этот момент мне важно увидеть
Вспомнил Менахема, пришедшего с нами в село. Спрашиваю, где он. Тотчас все заговаривают о нем, бегут его искать. С момента, как он присоединился к нашей экскурсии, я с ним ни разу не разговаривал. Может, я совершил ошибку столь равнодушным отношением к нему. Понятно, что он мне подозрителен в эти минуты. К моему удивлению, Менахем появляется довольно быстро. Жмет мне руку и целует руку Рахель. «Что здесь происходит? – спрашивает он и продолжает: – У вас тут большой скандал. Нехорошо, когда такое происходит во время путешествий». – «Менахем, – спрашиваю его, – тебе ничего не известно о планах Хаггая?» Менахем приближается ко мне, шепчет на ухо: «Ничего. Я ничего не делал». – «Ты знаешь о том, что Хаггай захватил и держит в заложниках несколько человек?» – «Но Хаггай наш командир. Если он сделал это, значит, у него есть справедливые требования к этим людям. Потерпите немного. Не сердитесь на него».
Слова Менахема меня просто потрясают и злят. Надоел мне этот разговор с ним. Я звоню в дом Натана. Хаггай мгновенно мне отвечает: «Привет, Меир. Надеюсь, ты наконец-то успокоился. У меня с Натаном очень продуктивные беседы. Ты ведь знаешь, что с Натаном можно говорить почти на все темы. Сейчас мы дискутируем по поводу Римской империи. Натан считает, что империя эта распалась, потому что римляне этого хотели. Надоело им быть сильными. Они хотели, чтобы даже их падение было связано с их самостоятельным решением. Что ты на это скажешь, Меир?»
Теперь кричу я: «Хаггай, ты держишь в плену Натана и Рину. Ты явно попал в запутанную ситуацию. Может, оставишь эти исторические вопросы и освободишь моих товарищей?» – «Меир дорогой, сосредоточься на том, что касается лишь тебя. Реши, например, переходит ли Рахель к нам или остается с тобой. Реши, когда ты возвращаешься со своим сыном домой. Оставь остальные дела, они не связаны с тобой».
Рахель приближается ко мне, просит прекратить этот разговор: «Ты еще увидишь, насколько Натан силен. Он способен закрыться на несколько недель в комнате и не поддаться угрозам и не сдать свои позиции. Всю свою изнеженность и избалованность он использовал для борьбы. Его не сломишь». – «Не знаю, Рахель, ты сбиваешь меня с толку». – «Сейчас, Меир, мы должны вернуться к самим себе. Ты и я должны решить. Больше ты не будешь вести записи обо всем, что случается с тобой и с другими, а придешь со мной к настоящему соглашению. А пока я беру Ярона в наш домик. Кажется, пришло время мне и ему вернуться домой, но я подожду здесь еще несколько дней, и сообщу тебе, можешь ли ты вернуться вместе с нами».
– 28 —
Странные бестолковые мысли не дают покоя. Вспоминаю какие-то запахи вокруг Рахели, учитывая, что окружающие ее вещи не всегда чисты. Даже из душевуй она выходит, не омыв пол и стены. Почти всегда клала свою одежду поверх моей. Вечером я складывал одежду на стуле, а утром находил брошенные на них ее вещи. Мысли мои тяжелы, странно связаны с четырьмя направлениями ветра. Снова возвращается ко мне странная фраза: с сегодняшнего дня я хочу только юг и восток. Хочу жить без севера и запада. Если бы я коллекционировал важные фразы и предложения, как Натан, несомненно, следовало бы записать эту новую фразу.
Узи спрашивает меня, что нового. Есть ли решения, которые следует сообщить людям. Вернуть сотрудников в офис? Как мы заплатим жителям села? Что с заводом, который Натан начал строить на ближайшем участке? Я молчу. Гляжу на Узи, улыбаюсь, дрожу. Я не хочу снова заболеть, ощутить давление в животе и почти потерять зрение. «Что ты говоришь, Узи? Достаточно тяжело развалить дело. Но когда это приходит, оно здесь, как успокоительное лекарство, которое медленно впитывается, но должно влиять в течение целого дня, а не минуты. Никогда не знал, распадается ли лекарство понемногу, или разом, и лишь потом медленно распространяется по телу». Неясно, что Узи думает о моих мыслях в эти минуты, но просит пойти с ним к Натану. Нельзя оставлять его одного. Нам также неизвестно, что происходит с Риной. Я соглашаюсь. Так вот, законченный трус, как я, соглашается. Нас останавливают на пути несколько охранников. Лица некоторых из них мне знакомы. Кричат Хаггаю, можно ли нам приблизиться. Он выходит из дома, движется медленно, держит на поводке тигра. Не думаю, что до сих пор держали тигра на таком толстом поводке.
Хаггай жестом указывает, чтобы лишь я приблизился. Иду за ним и вхожу в дом. Натан сидит в кресле и, кажется мне, дремлет. Рина бледна, лежит в углу комнаты. Сильный звериный запах, Кажется, на коленях Натана целая ватага котят. Я помню, как он старался удалиться от тигра, теперь ему добавили этих котят. Уверен, что ему тяжко соприкасаться с этой животной сворой. Рина неожиданно встает, с усилием приближается к Натану, поднимает кошку и очищает грязь, скопившуюся на его брюках. Натан не реагирует.
Хаггай достает тетрадь и показывает мне. «По моей просьбе Натан переписал сюда список своих вопросов. Ты знаешь, что он собирает важные вопросы в стиле “Каждый вопрос – это…». Я получаю большое удовольствие, читая эту тетрадь. Добавил я здесь, внизу, лишь один мой вопрос: положим, две машины встречаются на перекрестке в этот момент. Играет ли роль, чем была занята каждая машина до этого момента. К примеру, одна только вышла к перекрестку из гаража, а другая приблизилась после долгой дороги. Важно ли для продолжения действия, откуда прибыла каждая машина? Это нелегкий вопрос, и над ним следует долго думать».
Мы пристально смотрим друг на друга. Тигр дремлет рядом с ним. У Хаггая сильные мускулы, на голове его соломенная шляпа, несмотря на то, что он внутри дома. Около него большая бутылка с водой, он беспрерывно к ней прикладывается. Я удивляюсь чистоте его ногтей и упорядоченности его одежды, словно бы село – это преуспевающий офис и его ничего не беспокоит. «Так что, вы хотели разрушить все? – неожиданно говорит он. – Я разработал до мельчайших деталей эту экскурсию, планировал приобрести и завладеть большими участками в Галилее. Вы что, думали, я простой гид? Натан обещал мне присоединиться к нам и помочь в финансовой реализации плана. Но с момента, как он сюда приехал, я увидел, что для них это просто отдых. Поэтому я должен был спасти от полного развала мой план. Теперь нет никакой причины, чтобы Натан и я не нашли общий язык. Должен был, наконец, найтись такой, как я, чтобы обуздать его, если все остальные такие же слабаки, как ты, Меир. Натан продолжал свои развлечения и не думал вообще о чем-либо ином».
Вижу, как Натан краснеет и улыбается одновременно. Смотрит на меня и на Хаггая, отводит глаза от своей жены. «Чем ты так взволнован, Хаггай, мне не сложно приобрести здесь большие участки земли для создания промышленных предприятий, согласно твоему плану. Но для того, чтобы меня убедить, нет необходимости буянить». Натан снова улыбается. Встает с кресла и расхаживает. Давно я не видел его разгуливающим без посторонней помощи. Он подходит к Рине, ерошит ей волосы. Она молчалива, лишь слезы текут у нее из глаз. Удивляюсь стойкости Натана, чья избалованность является притчей во языцех. Я же ощущаю сильное напряжение, и даже страх от их диалога.