Жены Натана
Шрифт:
Натан возвращается, просит Генри принести спиртные напитки «в честь будущего ребенка». Я улыбаюсь, и Дана обращается ко мне: «Слушай, Меир, через два месяца у нас с Натаном родится Маор. Естественно, если все будет в порядке». – «О чем ты говоришь, Дана, чего ты пугаешь меня?» – сердится Натан. «Ты же знаешь, что всегда проявляю осторожность, и не перебивай меня сейчас. Меир еще не знает, что мы собираемся от него просить». Все замолкают, пока не вмешивается Рахель: «Я поняла, что у вас уже есть имя для ребенка». – «Да, да, – говорит Дана, – ты поняла верно. Мы собираемся назвать девочку – Маор». Я продолжаю молчать, тем более, услышав это неожиданное имя, явно того же корня, что и мое – Меир, что означает – источник света, светящаяся. Нет сомнения, что имя это предложила Дана.
«Короче, – прерывает
Дана заставляет его замолчать, целует в губы, словно стараясь задержать исходящие оттуда слова. «Ты знаешь, насколько Натан ценит тебя, – обращается она ко мне, – он просто не знает столь особенных людей, как ты и Рахель, и мы вам сейчас это докажем» Приятно мне слышать ее голос, но сейчас я бы предпочел вернуться с Рахель домой. Дана не успокаивается: «Поэтому наша просьба, наше, думаю, для вас интересное предложение: мы бы хотели, чтобы ты и Рахель помогли нам растить Маор. Не просто как друзья, а как близкие и дорогие нам люди. Чтобы были как можно больше здесь, в нашем доме, иногда даже оставались ночевать. Чтобы занимались Маор и днем и, если надо, ночью, помогли нам, учили нас».
Я гляжу на Рахель, жду ее реакции. Не знаю, к чему я ближе, к желанию кричать или радоваться. В конце концов, не буду ходить на работу в офис, а обеспечивать семью воспитанием дочери Натана, что в этом плохого? Но, все же, это не мой ребенок. Не от меня он и не для меня Дана родит его. Натан добавляет, что условия моей работы не изменятся, а даже улучшатся, что главная тяжесть ляжет на меня, ибо Рахель должна посвятить много времени нашему дому и Ярону. «Трудно мне предположить, – завершает он, – что ты не будешь получать удовольствие в нашем доме, следя за ребенком, имя которого того же корня, что и твое».
– 46 —
Беременность Даны протекает нормально. Рахель звонит ей каждое утро, как только та встает с постели, еще до того, как предлагает Ярону и мне горячий завтрак. Между ними установились какие-то особые постоянные отношения, даже смех у них похож, только что смеясь Рахель как-то смущается. Лицо же Даны как бы расширяется смехом. Личная секретарша Натана обращается ко мне и предлагает «любую помощь, какая необходима». Она объясняет мне новый распорядок моей деятельности: «Ты, естественно, продолжаешь быть ответственным за ремонт здания, но в офис можешь приходить, когда тебе удобно. Натан хочет, чтобы ты, главным образом, занимался его домом, нуждами Даны и подготовкой к появлению ребенка. Он просил, чтобы ты все это услышал также и от меня».
Непонятно мне, почему секретарша тоже должна вдаваться во все эти детали. Быть может, потому что он видит всю мою деятельность, проистекающей из моей работы в офисе. Рахель как-то не высказала мне своего мнения о новом положении дел, но ее помощь Дане, по-моему, и без слов определяет ее отношение к происходящему. Таким образом, каждое утро я прихожу в дом Натана и Даны. Обычно Натан еще в своем кабинете или в спальне, то ли дремлет, то ли занимается своими записями или исследованиями. Чуть раньше полудня приезжает его новый водитель-женщина, чтобы отвезти его в офис. Дана разгуливает по дому, бодрая и радостная. «Ты уже пришел, чтобы отнести анализы в лабораторию, милый Меир? – спрашивает меня. – Ты уверен, что есть у тебя силы на всю эту беготню? Может, Генри приготовит тебе немного фруктов?» Обычно я возражаю, но иногда беру пару яблок и выпиваю стакан чая. В маленькой коробке, на кухне, хранятся анализы Даны. Я должен отнести их в лабораторию, поскорее получить результаты, пойти к нужным врачам и вернуться с необходимыми письменными рекомендациями. «Никаких устных объяснений. Скажи, что Дана хочет все в письменном виде», – она улыбается, усаживаясь на стул. Всегда старается подробнейше объяснить мне, что необходимо сделать, дать точные указания, деньги на оплату и точные адреса. «Погоди, Меир, пока это легкая работа. Представь себе, какая предстоит нам работа, когда надо будет уже следить за ребенком».
Один раз в день я звоню домой, спрашиваю, чем занимается Рахель, где Ярон и в который час мне вернуться. Рахель время от времени спрашивает, не нужна ли ее помощь: «Я не забываю, что и меня просили быть в этом замешанной, хотя неясно, делали ли это только из уважения». Я же отвечаю, что вовсе неплохо каждому из нас заниматься своим делом.
Ярон просит меня, чтоб хотя бы раз в неделю мы учили вместе главу из Священного Писания. «Ты сам выберешь, отец. Никто лучше тебя не может вникнуть в текст и объяснить. Гемару я всегда изучал сам. Но Священное Писание я эмоционально переживаю только с тобой». Я радуюсь просьбе Ярона. Вероятно, до сегодняшнего дня я вел себя с ним недостаточно внимательно. Я привил ему любовь к Священному Писанию, говорил с ними о чуде этих книг, но, по сути, несколько сбил с толку порядок его жизни. В отношении соблюдения традиций достаточно одного решения, и все в жизни меняется, даже если решение колеблющееся, даже если подобно тонкой нити, значение ее шире всего иного в жизни. И я по каким-то своим причинам предпочел, чтобы Ярон пошел моим путем – относиться к вере со всей серьезностью, но не связывать себя обязанностями в достаточно строгой форме. «Новая традиция, – назвал он этот наш путь в разговоре с Рахелью, – но традиция не может быть новой, она должна быть продолжением чего-то. Но отец, да и ты, мама, полностью сбили меня с толку. Или храним традицию или нет. Тут единственное решение определяет все, пока его не изменяют. От меня вы ожидаете серьезной учебы и такого же отношения к вере и традициям, но сами все время совершаете какие-то странные поступки, считая их, вероятно, чем-то новым». Рахель передала мне сказанное Яроном, но не добавила, какова была ее собственная реакция на это. Быть может, сказала ему, расспросить меня о моей работе и моих отношениях с Даной и Натаном. К моему удивлению, в моменты слабости она направляет его ко мне.
Мы читаем с Яроном начало Книги порока Самуила. Затем я отдыхаю и обсуждаю с Рахель то, чем занимался в течение дня. Она слушает о том. как увеличивается ребенок в животе Даны и моем волнении по этому поводу. Говорю, что был бы гораздо больше доволен, если бы Натан больше вводил меня в дела фирмы. Это не логично, работать только в его доме. Хотелось бы участвовать в развитии его бизнеса. Иногда он спрашивает меня, продвигаюсь ли я в изучении исторического материала, который он передает мне, и напоминает, что мне следует быстрее его освоить, ибо он хочет мне передать целые книги для изучения и комментариев. Мне все же еще не ясно, имеют ли какое-то практическое продолжение его занятия Европой средних веков.
Уход за беременной женщиной, не говоря уже об уходе за будущим ребенком, требует от меня особой чистоты и не менее особой силы. В эти дни не раз я заставляю себя принимать ванну и менять одежду. Случается, что я засыпаю одетым в кресле, сразу же после ужина с Рахелью и Яроном. Потому стараюсь приходить к Дане умытым и, как говорится, хорошо пахнущим. Следует, наверно, попросить Ярона, чтобы напоминал мне принимать ванну сразу же после него. В доме Натана, разумеется, несколько ванных комнат, но мне удобней купаться дома.
Рахель привыкает готовить мне и Ярону одинаковую еду. Бутерброд с сыром и помидором и стакан чая. Все это утром готово для нас. Никогда она меня так не баловала, быть может, потому что успокоилась или больше обо мне беспокоится. Во всяком случае, причина мне не понятна, но на этот раз я и не пытаюсь ее узнать. Не удивлюсь, если она в ближайшее время приготовит мне на утро подходящую одежду. Может, кто-то ей намекнул, что она должна больше обо мне заботиться, или Дана просила ее помочь мне в делах, которые возложены на меня.