Жены Натана
Шрифт:
Люди начинают прибывать в наш дом. Несколько сотрудников-ветеранов из фирмы Натана. Ярон, как обычно, приходит довольно рано. За ним появляется Узи и несколько женщин-водителей. «Они будут привозить материалы, – объясняет мне Узи, – есть уйма материала для распространения». Приходит несколько секретарш, которые мне не знакомы. Приходит Шахар, говорит: «Шломо пока еще остается в офисе». После обеда приходит Дана с посудой для кухни, за ней Генри с большими мешками картошки и пакетами чая. Под вечер является Хаггай с компьютером, несколькими экранами и человеком, который не отстает от него, шепча советы и данные. Кажется, человек этот ни на миг не прекращает речь, но Хаггай научен, да и может внимать лишь раз в час. В одиннадцатом часу ночи возникает Натан, выглядит неплохо, более усталый, чем спокойный, более молчаливый, чем уравновешенный, более улыбающийся, чем проявляющий радость. Дана буквально прыгает ему на руки, снова отдаляется и опять прыгает, словно хочет установить рекорд по
Хаггай извлекает чертеж, и все помалкивают. По сути, это чертеж моего дома, где каждому углу дано название: «Угол реагирования», «Уголок отдыха», «Угол встреч», «Угол данных», «Угол выработки общего мнения». В соответствии с этим вносятся вещи и пакеты, люди едят яблоки и весьма довольны. Для тех, кто захочет пить, также отведен угол, где можно найти воду или сок. И Ярон появляется в коротких шортах, что для него необычно, и начинает с удвоенной энергией таскать вещи. Никогда в моем доме не собиралось столько людей, даже во время бар-мицвы Ярона. Вдруг появляется Дана и приносит мне подушку. «Садись. Тебе предстоит еще много дел. Ты должен отдохнуть. Может, попросить Рахель принести тебе интересное книгу?» Я стою, прокладываю подушку между стеной и моей спиной. Спустя некоторое время сажусь на нее. «Наконец-то отдыхаем, – говорит мне Натан. – Неплохо, когда все вокруг работают на тебя». Он доволен и весел, и все вокруг смотрят на меня с явным удовольствием. «Большое спасибо тебе за дом. Весьма логично им воспользоваться. Ты ведь наш кандидат».
Хаггай и Рахель подходят ко мне. Кажется, она взволнована присутствием Натана. Ведь до сегодняшнего дня он ни разу не был в нашем доме. Хаггай смотрит на меня, шепчет что-то Рахель, а она записывает. Он просит меня встать, проводит карандашом воображаемую линию вокруг моих туфель, брюк, рубахи, носа, волос, ничего не отмечает, но внимательно прислушивается к шепоту незнакомого мне советника, который словно прилип к его уху, и не перестает диктовать Рахели. «Мы тебя подготовим, как истинного первосвященника, – говорит мне Хаггай, весьма довольный найденным образом. – Ты думал, что я ничего не знаю?» Не могу понять, что он от меня хочет. Слышны жидкие аплодисменты, и большинство людей исчезает из кухни, рассаживаются вокруг обеденного стола, группами сменяя друг друга, издают какие-то взволнованные восклицания. Различные посыльные без конца что-то приносят. Не могу поверить, что все это предназначено мне, Рахель и Ярону. Но все, несомненно, знают, что предвыборный штаб Натана переходит сюда, вот и шлют еду и бумаги.
Снова входят отдохнувшие секретарши. Натан смотрит на них с удовольствием и усталостью. Дана прикрывает ладонями ему глаза, как бы пытаясь скрыть от его взгляда других женщин. Он целует ей руку, проводит ею по своим волосам и собирает всех на первый инструктаж. Он сообщает о том, что дела фирмы нормальны, крепнут с каждым днем, но сейчас он хочет добиться широкого всеобъемлющего влияния. Хаггай разработал реальный план действий, и все собрались здесь, чтобы победить. Наш кандидат – Меир. Нет более подходящего кандидата (он имеет в виду меня, и, к собственному удивлению, я не испытываю неловкости), но он нуждается в помощи нас всех. Если провалимся, вина будет лишь на нас, ибо такого кандидата, как Меир, нет ни в одной другой партии. Достаточно рассказать всем, что он всегда с одной и той же женщиной, никогда не крутил любовь с другой, да и с женой неизвестно имел ли дело с момента рождения их сына. Натан завершает речь, и Дана смотрит на него взглядом, который кажется мне странным. Не знаю, может, для других здесь все обычно.
Хаггай показывает мне детали на чертеже нашего дома, «хотя нет нужды вводить тебя во все мелкие детали. Просто жалко, чтобы ты уставал. Оставь усталость мне». Он переворачивает страницу. На ней написано «Районы движения». Я должен искать зеленую линию. «Красная линия относится ко всем активистам, и она проходит по всему дому, – он показывает мне эту линию, которую его люди нанесли на плитки пола, – цвет этот одинаков на карте и в доме. Есть еще желтая линия. Это линия посыльных. Видишь, линия ведет от входной двери в кухню. А черная линия – для Натана и меня». Эта линия быстро приводит в любой угол дома. Я и не знал, что можно прийти в любую точку моего дома с такой скоростью и легкостью. «Теперь мы подошли к твоей зеленой линии, – продолжает Хаггай, – тебе удобней называть его зеленым районом». Хаггай объясняет мне, что мое присутствие и движения ограничены частью дома, куда входит спальная комната, туалет и переход в угол «выработки общего мнения». «Этого достаточно. Больше тебе ничего не понадобится. И нет смысла в том, чтобы ты уставал и сталкивался со всеми. Сиди на своем месте, и мы будем являться к тебе по необходимости». Честно говоря, я не понимаю, шутит ли он, или мне действительно предстоит в собственном доме довольствоваться лишь спальней. Он показывает мне, насколько знаки на карте соответствуют знакам на полу, и сам восхищается ярким цветом красок. Ищу Рахель, чтобы спросить ее, знает ли она, что мне запрещают передвигаться по собственному дому и я должен все время оставаться лишь в нашей спальне?
– 53 —
Дана посещает меня в моей комнате. «Это прекрасно, что мы наконец делаем что-то вместе, Натан, ты и я». Она, как всегда, красива и бодра. Говорит, насколько она рада, что я являюсь кандидатом, приемлемым для Натана и для всех остальных, напоминает действия в пользу партии. Я немного удивлен. Ведь она должна знать, что Натан не относится к политической деятельности с той же серьезностью, что Хаггай. Потому не спрашиваю, что она имеет в виду. Если решили, что я должен сохранять свои силы, оставаться главным образом в своей комнате и отдыхать, к чему мне напрягаться в решении сложных проблем? Лучше мне довольствоваться просьбами к Дане или Рахель готовить мне вкусные блюда и доставлять интересные книги для чтения. Спрашиваю Дану, насколько ограничивают мои движения по дому. Отвечает, что не знает всех деталей, но понимает, что лучше мне быть, в основном, в моей комнате.
Я прошу ее позвать Рахель и объявляю обеим, что отныне они должны меня баловать. Если я признанный всеми кандидат, если мне следует сидеть в комнате, чтобы набирать силу и готовиться к будущим схваткам, их долг беспокоиться обо мне и развлекать меня. Я требую от них проявить усилие и приносить мне самые интересные книжные новинки и самую впечатляющую музыку. С этого дня они готовят мне еду вдвоем. Спустя короткий срок я солидно прибавляю в весе, чему искренне радуюсь. Теперь я ем пять раз в день, потому что часы активной деятельности около моей комнаты все более увеличиваются и весьма меня волнуют. Хаггай тем временем готовит различные варианты моих речей, а дети, главным образом Ярон и Шахар, приносят мне одежду для примерки. Довольно быстро я привыкаю к их помощи. Ведь это удивительно приятно, когда сын одевает отца с осторожностью и тщательностью. Рахель и Дана просят меня определить, кто из них должна приготовить мне яичницу или иное блюдо. Мне легко это определить: у Даны все порезано аккуратно, и ничего не течет. Иногда приводят ко мне Хаггая для «морально поддерживающих бесед», как он это называет. Он объясняет мне насколько важно, чтобы я находился в этой моей комнате: «Только человек, который не суетится, сидит в одной комнате, может накопить большую силу и оказать на всех магнетическое влияние».
По сути, во всех партийных обсуждениях я не участвую. Натан приходит, и тогда дискуссии беспрерывно длятся с вечера до утра. Иногда я подсматриваю из своей комнаты и вижу чертежи, расчеты и диапозитивы, демонстрируемые заседающим. Голоса слышны издалека. Приходят Рахель или Дана и объясняют мне, насколько я ничего значительного не теряю, не участвуя в этих сходках. И хотя я принимаю тезис, что должен уделять значительную часть времени отдыху и внутреннему сосредоточению, меня унижает тот факт, что сам Натан почти не заходит ко мне, чтобы обсудить дела с глазу на глаз.
Сегодня мне хочется рано пойти спать. Хотя Дана купила мне новый детективный роман, но я все же усну, и начну читать его завтра с утра. Вдруг меня будят. Около меня стоит Натан, и я не сразу включаюсь в ситуацию. Он шепчет мне что-то непонятное, как бормотание. «Что ты вдруг вспомнил обо мне?» – спрашиваю его. «Меир, сейчас нет времени для твоих дискуссий, немедленно берись вместе со мой за работу».
Выясняется, что в эту ночь у меня есть возможность выйти из моей комнаты. Не стоит спорить с Натаном, а просто использовать его предложение. Присоединюсь к нему, а пользу и удовольствие извлеку из того, что сам выберу. Нет никакой необходимости рассказывать ему мои сны или высказывать мои мысли, надоело мне до такой степени обнажать свою душу. Встаю и решаю на этот раз одеться собственными силами. Приятно, когда тебя облачают, но следует показать Натану, что я вполне самостоятелен в своих действиях. Натан сидит в стороне, ждет, встает, расхаживает, разглядывает книги, даже начинает читать одну из них. Одет он в спортивную форму, включая обувь. Никогда я еще не видел его в такой одежде. «Дана тоже ждет нас внизу».
Выходим из моего заточения. Мой дом изменился. Закрепили полки – от пола до половины высоты стен. Рабочие папки высятся на полках. Несколько заброшенных вазонов разбросано по дому. Свет слабый. Они тщательно следят за тем, чтобы ночью квартира не был ярко освещена, если в этом нет насущной необходимости. Все эти изменения странны для меня, ведь я даже не слышал шума от разбивания стен или строительства, голосов рабочих. И, тем не менее, дом изменил свой облик.
Натан торопит меня, тянет за руку и, кажется мне, он значительно окреп. Всегда он тяжело дышал даже при небольшом усилии. «Быстрее, Меир, – переходит он от шепота к громкому голосу. – Нет времени для всех твоих проверок». – «Где Ярон?» – неожиданно спрашиваю его. И Натан, опять перейдя на шепот, говорит, что нечего мне вообще беспокоиться о сыне. «Но я по нему соскучился и хочу его сейчас видеть», – проявляю упрямство неожиданно для себя самого. Натан останавливается, багровеет, неожиданно смягчается и целует меня в лоб. Я чувствую волнение и пугаюсь.