Жены Натана
Шрифт:
Рахель и Дана не перестают беседовать, то шепотом, то громко, переходя из комнаты в комнату. Не помню, таких громких, даже шумных бесед в квартире, где мы жили. Может, это новая квартира усиливает голоса. Иногда я вижу, что Рахель лежит на большом диване в салоне, а Дана сидит рядом с ней, и они вместе читают вслух, беседуют или бормочут что-то непонятное. Дана все больше занята делами всего дома, а не только своей комнатой. Не раз она готовит обед для всех и еще спрашивает, что мне приготовить отдельно. «Тебя не коробит, Меир, что я немного буду заботиться о тебе. Ты достоин этого. Ты принял меня в ваш дом, а теперь собираешься привести в этот мир нового ребенка. Я восхищаюсь тобой, Меир. Погляди, куда исчез сильный Натан, а где теперь ты. Ты сторож всем нам, верный наш Меир, – патетически восклицает она. – Две семьи зависят от тебя. Хотела бы я тебя обнять, но Ярон предостерег меня от таких опасных начинаний. Он считает, что ты можешь снова в меня влюбиться. Ладно, я в общем-то шучу, но это большое счастье – иметь таких близких, как Рахель и Ярон. И вообще, почему я столько болтаю? Я ведь лишь хотела тебя спросить, что ты предпочитаешь к обеду. Рахель сейчас немного слаба, и все мы должны ей помогать. Так что я в твоем распоряжении почти весь день. Остальное время я занята с Маор».
Теперь я не должен все планировать. Посмотрим, как будет развиваться беременность Рахели. Ярон говорит, что пришло время серьезной учебы. «Я хочу целый год заниматься иудаизмом с тем, кто знает хорошо этот предмет, – Ярон, вероятно, намекает мне на то, что люди переоценивают мои знания. – Только после этого я решу, чем заняться в жизни. Даже идеи Шломо и Шахара в бизнесе не столь для меня важны. Пришло время, чтобы хотя бы один из нашей семьи изучил Тору всерьез. Как можно оставаться такой, как мама, а главное, таким, как ты? Воспитание ваше вовсе сбило меня с толку». Возможно, Ярон прав. Понятно, что я не буду мешать его занятиям.
Дана и Рахель получают удовольствие от общения. Я почти их не беспокою. Они выходят
Может, Дана ожидает от меня большего внимания к Маор. Несомненно, девочка красива и приятна. Она дарит мне такие умные улыбки. Не только, когда я с ней умничаю или играю. Это улыбки обещания и приобщения к моим мыслям, но я не думаю, что она во мне нуждается, да и мне не помешает небольшой отдых. Можно просто сидеть в кресле и любоваться с высоты нашего этажа широко раскинувшемся в пространстве городом, немного вздремнуть, не совсем внимательно прислушиваться к собеседнику, тем более отвечать ему. Меня влечет покой то одной, то другой комнаты. Попросят, я перейду в другую комнату или отдохну где-нибудь в углу. Теперь мне ясно, что не нужно вмешиваться во все, что происходит в нашей большой квартире.
Вечером нахожу Дану растроганной. «Натан звонил. Очень по мне соскучился». Рахель как обычно в такие минуты тоже волнуется, краснеет. «Он спрашивает, как ваше здоровье и когда Маор выучит что-нибудь новое».
«А что он хотел передать мне?» – вдруг спрашивает Рахель к моему удивлению.
«Желает тебе счастья в связи с твоей беременностью», – отвечает ей Дана.
Ярон спрашивает, не хочу ли я поговорить с Натаном. Я не думаю, что это необходимо, поэтому я бормочу что-то невразумительное сыну и ухожу в другую комнату. Но тут вдруг входит Дана и просит меня подойти к телефону. «Прислушайся к голосу Натана. Он кажется мне странным. Ты ведь знаешь его голос дольше всех нас. Ты обязан сказать мне, что происходит». Я слушаю. Натан кажется мне немного усталым. Голос его отдален, но я помню, что у него всегда было тяжелое дыхание. «Пришло время приехать тебе ко мне. Когда в последний раз ты ездил заграницу? Мне кажется, что ты слишком пассивен в серьезных делах». Я начинаю серьезно волноваться. Натан настаивает на том, чтобы я поведал его навестить. Это может быть достаточно изматывающая поездка, но попрошу Ярона поехать со мной. «Может быть, Ярон полетит со мной. Это облегчит все путешествие». Натан согласен: «Хорошая идея. Приезжайте ко мне оба, в Лондон. Дана достанет билеты и даст немного денег. Стоит поторопиться. Думаю, через пару недель я ограничу возможности ее кредитной карточки, чтобы уменьшить расходы».
Ярон рад. Говорит, что это последняя возможность перед тем, как он будет по горло занят на службе в военном учреждении и на занятиях иудаизмом. «Успеем вернуться к родам мамы. Не знаю, как ты, отец, а я обязан быть здесь, когда появится новый ребенок. Я уже волнуюсь. – Он обнимает меня и снова отрывает от пола. – Погляди, какую чудную квартиру ты добыл для нас. Благодаря тебе, отец, всем здесь легко и приятно».
Я рассказываю Рахель о предполагаемой поездке. «Ты знаешь, как я хотела, чтобы мы поехали вдвоем. Но Ярону не помешает побыть с тобой, именно сейчас. Мы с Даной будем растить здесь двух деток в течение нескольких недель. Маор и того, кто должен родиться», – говорит Рахель и сама смеется над своей шуткой.
– 59 —
Дана предлагает мне заняться привезенным ею материалом. «Натан просил, чтобы я приехала и убедилась, что ты, изучив материал, согласишься навестить его и что ты в хорошем состоянии. Естественно, я согласилась. Хотя я бы приехала и без повода, мне хорошо с вами».
Она извлекает из до сих пор закрытого на замочек портфеля кипу бумаг. Говорит, что Натан не разрешал ей читать самой то, что я должен прочесть. «Это материал, переснятый из престижного журнала, пользующегося наибольшей популярностью среди коллекционеров Европы. Натан объяснит тебе точные детали. Речь идет о мемуарах, написанных королем Франции, находившемся в английском в четырнадцатом веке. Сам факт плена особенно вдохновляет Натана. Он считает, что способен совершить воистину переворот в понимании истории последних столетий. Тут сконцентрирован весь материал о сложных взаимоотношениях между Англией и Францией. Ты ведь знаешь, что Натана невероятно интересует лишь то, что происходило в этих двух странах».
Я слушаю Дану и удивляюсь тому, что все ею сказанное не сбивает меня с толку. Хотя Натан и намекал несколько раз о занимающих его исторических событиях, я не мог ебе представить, что он интересуется редкими мемуарами короля Франции. Дана говорит, что мне следует сейчас сесть на несколько часов («Несмотря на то, что ты не привычен к этому, не считай мое требование оскорбительным, я должна сделать то, что требует Натан».) и не отрываясь прочесть весь переснятый материал. «Представь себе, что это всего лишь считанные страницы из мемуаров. Давай кликнем Рахель, чтобы она не заподозрила, что мы секретничаем, обсуждая ее беременность», – говорит Дана и внось мне улыбается.
Зовем Рахель. Она просит подождать и Ярона. Не понимаю, почему она так разволновалась. Может, беспокоится, что Натан собирается изменить наше такое безоблачное существование. Примерно через час является Ярон и Дана раскладывает пронумерованные листы, объясняет, что каждый лист переснят с французского оригинала и переведен на иврит. Перевод Натан заказал в Лондоне и большого специалиста. Она будет читать нам прямо перевод, хотя начала учить французский язык. Правда, Натан сказал ей, что Меир никогда особенно не отличался знанием языков.
Я спас Париж, но потерял свою честь. Англичане все еще не понимают моей системы. У них король или побеждает, или погибает, или вообще не выходит на войну и остается со своими женами. Но я понял, что на этот раз мы проиграем, и если так, почему не проиграть сразу же? Кому нужны все эти пожары, трупы, разрушенные прекрасные дома. Я испортил им все это удовольствие – просто сдался. Как пища, которую поглощают стоя, как принц, который не становится королем. И что им осталось завоевывать, после того как они меня заполучили? Когда король в их руках, нет нужды захватывать земли.
Никогда я не любил воевать, мне вообще не понятно, почему от короля ожидают только воинственности. Королю следует лишь планировать сражения, не вдаваясь в детали. Но британский принц наслаждается каждой минутой. Они называют его «черным принцем». Ничего его не интересует, кроме победы в битве. Но что он хочет от меня, не знаю. Кажется, и отец его, король Англии, тоже до конца его не понимает. Ведь захватить Францию он не сможет. Ну, может быть, захватит один замок, другой, сожжет целую область, но Франция останется к нему равнодушна. Она с трудом готова терпеть мою королевскую власть.
Есть еще и другая возможность. Может, весь военный поход Англии имел единственную цель – захватить меня. Они знали заранее, что я пойду на них войной вместе с моими сыновьями, чтобы солдаты мои радовались, глядя на меня. Англичане хотели захватить меня в плен и унизить нашу армию и наших рыцарей. Они знают, что настоящее королевство существует только во Франции. Это самая большая их зависть. Она просто съедает их. В Англии король перестал быть истинным королем в полном смысле слова. Он должен принимать в расчет этих странных представителей народа. Они планировали привезти меня в Лондон, чтобы вспомнить, как ведет себя настоящий король. Они хотели показать на улицах короля, чтобы соблазнить английский народ вернуться к сильной королевской власти.
Как будут выглядеть будущие войны между англичанами и нами? Остальные короли Европы очень боятся, что мы прекратим эти войны, ибо тогда мы займемся ими. И я решил разобраться в англичанах на их собственной территории. Думал, что таким образом пойму, в конце концов, почему они хотят захватить Францию, или же как их победить раз и навсегда. Но я в Англии уже семь месяцев и абсолютно не продвинулся в этом деле. Каждое утро кто-нибудь из советников английского короля является доложить мне о моем положении, сколько денег сумел собрать мой сын, принц, чтобы меня освободить, и как идут переговоры с моими военачальниками. О чем англичане говорят со служаками, оставшимися во Франции? Я ведь нахожусь здесь, и только переговоры со мной могут считаться переговорами с Францией, которая вместе со мной перешла на территорию Англии, но они пока еще этого понять не могут.
Король Англии меня почти не приглашает. Назначил мне приличную команду слуг. Они даже стараются мне готовить вкусную пищу (хотя так не разу и не сумели как следует воспользоваться запахами еды, правильно нарезать овощи и хлеб. Управляться с ножами и острыми приправами они вообще не умеют). Сам король старается мне не видеть. Может, он ожидает, что я проявлю инициативу, но я ведь его гость, его пленный, он обязан меня пригласить. Может, он меня ненавидит, ведь из-за меня его сын вышел на войну. Может, он боится меня, ведь совсем не просто Англии выдержать двух королей. Мне ясно, что после нескольких лет плена я смогу тоже претендовать на право быть здесь королем. Не только же англичане могут властвовать над Францией, есть и у французов права в Лондоне.
Испортил я им все. Сдался еще до начала войны. Лишил их множества битв и вообще большой войны. Я полагаю, что многие французы смеются над моим пленением. Они предпочли бы, чтоб я погиб в бою. Она не знают, что, сдавшись в плен, я спас многим из них жизни, ограничил разрушения. А теперь вопрос: в чем все же я остался их король? Может, в том, что их спас. Или тем, что они должны выкупить меня из плена по повышенной цене. Или тем, что они посылают мне вопросы и ждут моих советов. Или, в конце концов, тем, что я был их королем.
Что делает такой король, как я, в плену? Ест меньше, чем полагается его королевскому величеству, получает удовольствие от прогулок, засыпает только к утру, много спорит с собственными воспоминаниями, беседует с приставленными к нему английскими советниками. Я испортил им войну, а они испортили мне плен, превратили мое изгнание в странное скучное занятие, в стыд, в пустое времяпрепровождение. Они мне ни в чем не отказывают, ни в желании встретиться с кем я хочу (за исключением самого английского короля, но и он изменит со временем свое поведение), ни в особой пище, привозимой из Франции, ни в женщинах, ни в передаче писем, которые шлют мне мои сыновья. Может, они надеются, что я останусь здесь навсегда, или наоборот, они напуганы, что плен окажется для них провалом, и желают, чтобы я поскорее отсюда убрался.
Несколько часов в неделю я записываю свои размышления. Полагаю, что эти записи останутся навсегда, как доказательство вражеским королем его победы. Я пытаюсь рассказать самому себе о том, чем я здесь занимаюсь, подвести итоги времени моего властвования, заложить основы дальнейшего существования во Франции королевской власти и будущих побед в войнах. Я одержу победу с помощью моего дневника. Есть простой человек, который ведет свой дневник и мечтает в один прекрасный день властвовать, подобно королю. И есть король, как я, который учится властвовать с помощью своих воспоминаний. Я уже понял: все, записываемое мной, и есть то, что устанавливает и определяет будущее, ведь все слова и строки, что я пишу, станут официальным мемуаром Франции. Каждое сражение будет изучаться по моему описанию и каждый закон толковаться по моим словам. Достаточно тех считанных деяний во времена моей власти, чтобы я еще властвовал много лет, ведь я могу использовать много слов, чтобы описать немного дел.
Неясно, сколько еще Европа останется одной в мире. Если французы и англичане не поторопятся, возникнут новые силы. В один прекрасный день мы выйдем захватить или отыскать новые земли, и тут обнаружится, что они захватывают нас. Я бы хотел подготовиться. Кроме меня и коромя Англии (может быть, еще нескольких людей) нет в Европе никого, кто мог бы подготовиться. Меня веселят слова типа «развитие событий» из уст разных «специалистов». Все, что есть, это считанные люди (два-три короля и еще одиночки), которые и есть – всё мышление и всё развитие.
Надоело, скучно размышлять о моих достижениях. Попрошу англичан познакомить меня с интересными типами, есть у них несколько таких визионеров. Может быть, даже разрешат мне путешествие в Святую Землю. Хотелось бы посетить многие места. Пока же я немного в депрессии: в моей стране почти управляются без меня, в Англии равнодушны к моему присутствию. Если бы вернулся сейчас, мне было бы трудно властвовать. Почему это именно я должен строить и решать? Большинство людей остерегаются принимать решения, а я должен каждый день решать – уже и неясно, как решают… Лучше мне сосредоточиться на моем освобождении. Нельзя разбрасывать силы. Главное, кого подкупить, кого обмануть. И всех тех, кто привел к поражению, следует уничтожить. На этот раз я не отступлю. Тот, кто быдет против Франции, умрет.
Я предложу королю Англии целостный план. Отныне я посвящу свой дневник разработке общих предложений. Не следует заново делить Европу. Цели же войн ограничены. Можно решить, что ни в коем случае война не должна продолжаться без перерыва более полугода. Как следует правильно относиться к иудеям. Где должен находиться Святой Престол. Может, стоит создать общую школу для принцев. Почему бы им не учиться вместе, ведь и так ни у кого из нас, королей, нет желания долго пребывать с сыновьями. Сейчас сообщают мне, что завтра будут новости: придет советник английского короля ввести меня в курс событий. Просят отдохнуть, ибо придется принимать трудные решения. Спрашивают, что пожелаю на ужин и захочу ли совершить обычную свою прогулку. Говорят, что есть почта из моего дворца, ее принесут мне после проверки. Намекают, что я исхудал, особенно лицо, и не слежу достаточно за чистотой. Говорят, что очень меня уважают, и всегда будут по-доброму помнить, что я сдался. Они не понимают, что отсюда я одержу над ними победу. Они отобрали у меня мой Париж, они скрывают от меня мой дворец, но если они будут держать меня здесь еще несколько лет, все у них смешается. Как я разрушил им войну своим пленением, так я разрушу им и мое пленение своими опасными записями.
Надоело мне. Правы были те, кто боялся моего властвования и говорил, что я слаб. Сейчас пусть оставят меня в покое. Почему не быть мне с сегодняшнего дня, и даже в плену, человеком, который занят лишь самим собой. Если французы захотят, чтобы я продолжал быть их королем, буду лишь как человек, занятый только самим собой, надоели мне другие. Даже дневник мой они портят. Англичане требуют передавать им каждую написанную мной страницу для прочтения. «Мы перепишем красивым почерком. Ваш королевский почерк весьма неясен, – так они говорят мне. – Есть у нас особые королевские писцы, которые умеют копировать слова короля». Я, понятно, даю им эти листы, и они возвращают мне ихпереписанными для проверки, и всегда я нахожу хотя бы одну ошибку. Как человек, который боится завершить работу из страха, что его уволят, как влюбленная женщина, которая боится остаться одна, так каждый раз, копируя мои записи, они делают несколько ошибок, теряют строку или даже заменяют одно-два слова. Вначале я думал, что они так хотят надо мной поиздеваться, унизить мнея или заставить прекратить записывать воспоминания. Но теперь я думаю иначе: писец, копирующий мой текст, боится, что я завершу свои записи слишком скоро, и хочет оставить для себя еще работу, хочет усилить мою зависимость от него. Только так он может подчеркнуть важность своего труда, посвященного мне, а кто бы не желал служить такому королю, как я?
Но они боятся и других вещей. Мои воспоминания могут превратиться в единственный исторический документ. И в конце концов от всей их великой войны, которую они считают победоносной, останутся лишь мои слова, и они все определят в будущем. Не захват земель, не солдаты, а только то, что написано. Этому я научился у иудеев. Их не интересует никакая территория. Я слушал их комментаторов, которые проживали в моей стране, в своих домах, в совершенно отделенном от нас, самостоятельном мире написанных слов.
Кто знает, до каких пор будут в мире такие короли, как я. Предупреждаю, что могут явиться еще более слабые короли, чем я, или более жестокие, чем я. Был у меня приставленный ко мне отцом учитель. «Силу ты и так получишь, я буду учить тебя слабостям, – говорил он мне, когда отец не слышал. – Столько слабостей у каждого человека! Достаточно тебе познать лишь часть из них, и ты будешь королем долгие годы», Конечно же, я был удивлен и даже изумлен. Но какое это сейчас имеет отношение к нему, ко мне, к моему дневнику, который я пытаюсь вести. Даже одного слугу я не в силах выдворить без жалости. Даже одного часа я не могу прожить спокойно без моего Парижа. Хорошо, что я создал для себя новую систему здесь, в Англии. Согласно этой системе, только я, странный король, только воображаю, что я один реагирую, действую, меняю, влияю. Что такое человек в моей жизни? Он, как лист, который падает или держится на ветке. Как мелодия, которая забывается или записывается. Или, может быть, как море, которое топит или успокаивается – вот что такое человек в моей жизни. А все остальное лишь выдумки его воображения. Дела мои подобны опавшему листу, но по глупости своей я пытаюсь понять, есть ли еще моя доля в этих делах.
Но хватит. Нельзя мне сходить с ума. Что-то во мне завершило мои сегодняшние записи, да и жаль нагружать до такой степени английского писца. Еще испугаются того, что я пишу, будут ждать, когда я дойду до описания женщин, будут любопытствовать, интересуюсь ли я ими. Пока следует отдохнуть. Может, все же пригласит меня король Англии на охоту, или на игру, или на прогулку, или на пытку. Только сейчас он начинает понимать, что Францию он не победит, только сейчас он видит, что я здесь в одиночестве, как мелодия, которую сочинил неизвестно кто, но все ее напевают.
Будем снова королем, обращаться к себе во множественном числе, готовить список изменников, узаконивать новые налоги на всех моих скупцов. Все это я умею делать, но всегд аостается одна проблема, я бы назвал ее медицинским диагностированием. Но как ставить диагноз? Я знаю, что в мире существует болезнь сердца, но не могу узнать, есть ли она у меня. Я знаю, что в моей стране существует измена, но не знаю, когда она выйдет наружу. Я знаю, что существует в мире падение, но не знаю, таково ли сегодняшнее мое положение. Я знаю, что существует в истории король, который теряет свою страну, но не знаю, я ли это.
Счастье, что Франция настолько разбросана. Много сёл, сил, ссор, блюд, пляжей. Кто они вообще, эти англичане, думающие победить нас, меня. Надо остерегаться новых идей, попыток сосредоточить силы. Я люблю страны с широко разбросанным пространством, которые не завершаются так быстро. Еще найдутся сумасшедшие, которые захотят всех людей сконцентрировать в одном городе, или даже на одной улице, или даже в одном доме. Создадут еще такое устройство, которым можно будет победить целую страну.
Только меня одного из всех королей Европы взяли в плен. Все на своих тронах, только я в чужом городе. Но с этого момента все меняется. Мне не могут нанести ущерба, после того как сбросили с трона. Невозможно мне даже угрожать. Я думаю, что англичане в конце концов потеряют желание захватывать Францию. Что им осталось искать там после того, что они захватили меня? Поэтому я должен сосредоточиться на моих делах, на королевской ответственности за себя самого. Составить себе список пунктов слежения за здоровьем, определить, какая пища мне подходит, думать о новых временах, о путях воспитания моих избалованных сыновей, позаботиться о хорошем сне, нормальном пищеварении, интересоваться развлекательным чтением парижских писателей, успокаивающей музыкой.
Много можно успеть в этом плену, составить столько планов и записей, потому что только меня скинули с трона и только я остался. А теперь, дорогие и странные англичане, когда вы прочтете мои мемуары, то поймете, что наша война лишь началась, вы еще придете ко мне, а я приду к вам. Мы еще будем венчаться, и воевать, и убивать, и целоваться, и присоединим в один прекрасный день ваш остров к нам.