Жеребята
Шрифт:
И с башен Табунщик может спасать, и из водопада Аир... Вот он - вдали, водопад с радугой... туда подтягиваются войска Игъаара, туда ведет своих, наученных новому "клину" Зарэо - и рядом с ним на коне его живой сын, и его прекрасная и смелая дочь... Они с Сашиа придут к ним, и Зарэо благословит их, если Миоци задержится в пути, снимая заклятия с колодцев и амбаров... Да! Зарэо и Лаоэй благословят их, а Луцэ порадуется за них!
Каэрэ смотал веревку и спрятал ее за пазухой.
– Сашиа!
– позвал он, и с его зовом рассветный луч озарил стройную фигуру в синем покрывале с белой
Она выронила флейту и сделала шаг к нему - Каэрэ стоял между небом и стеной, словно выросши из темно-багряного камня Башни.
– Каэрэ, о Каэрэ! Ты пришел?
– улыбнулась она.
– Ты - сын Запада. Более никто не мог совершить такое.
– Нет, я не сын Запада. Я просто люблю тебя, Сашиа. И я заберу тебя с собой.
– О нет, Каэрэ!
– воскликнула девушка.
– Я не могу пойти с тобою.
– Я знал, что ты скажешь это. Но твой брат велит тебе пойти - и вот доказательство, - Каэрэ, чье сердце терпко обожгла ложь, достал серебряное полулуние, на котором было написано имя рода Ллоутиэ.
– Он прислал это, чтобы ты поверила мне...
– Я слишком хорошо знаю и Аирэи, и тебя, мой благородный Каэрэ... ты берешь на душу грех, чтобы избавить меня от смерти, потому что любишь меня, - вздохнула Сашиа.
– никогда Аирэи не желал для меня ничего более прекрасного, чем обет Башни. И то, что ты снова увидел его живым, вырвавшимся из водопада Аир, радует мое сердце... Но он не мог измениться в водопаде, и велеть мне сойти добровольно с Башни, опозорив род Ллоутиэ и осквернив надежду на милость Всесветлого...
– Пойдем со мною, о Сашиа, умоляю тебя!
– воскликнул Каэрэ.
– Я люблю тебя, и мои свидетели - орел в небе и дельфин в пустыне, и Великий Табунщик велел мне спасти тебя от смерти.
– Он уже спас меня от смерти, Великий Табунщик Тису, - серьезно ответила Сашиа.
– И я ничего не боюсь... О, Каэрэ - ты знаешь, о чем просят меня, деву Всесветлого, люди с утра до ночи? О своих посевах? О своих барышах? О своих стадах? О своих утробах? О нет! Они умоляют снять иго Уурта! Они полагают надежду только в одном - чтобы дева Всесветлого шагнула в Ладью, сочетавшись жертвой с Великим Уснувшим, с той жертвой, что он принес, когда более не было ничего, и тогда...
– ...и тогда стал он конем, жеребенком стал он,- и излил свою кровь ради живущих, чтобы наполнились небо и земля, пред очами Всесветлого, - пропела она:
Только Табунщик властен в своей весне.
Он собирает в стаи звезды и птиц.
Он в свой табун собирает своих коней,
Он жеребят своих через степь ведет.
Гривы их - словно радуга над землей,
Ноги их быстры, копыта их без подков,
Нет на них седел, нет ни шор, ни узды,
На водопой к водопадам он их ведет,
Мчится весенней степью его табун,
Мчится,
Мчится средь маков, степь одевших ковром.
Только Табунщик властен в своей весне.
– Тогда я остаюсь с тобой, - ответил Каэрэ. И она протянула к нему руки.
– Я не могу быть девой Шу-эна, но я могу участвовать в жертве Тису. Только Великий Табунщик может усмирить Уурта. Я знаю это наверняка. И я остаюсь с тобой, Сашиа. До конца.
И они после этого долго молчали, стоя на коленях друг перед другом и глядя в лицо друг другу. И ничего более не происходило, и ничего более не было.
И только тогда, когда Сашиа подняла глаза к утреннему небу, и Каэрэ оторвал свой взор от лица Сашиа - увидели они, что над площадкой Дев Шу-эна медленно, острыми пиками вверх, растет, словно из ниоткуда, ограда, бросающая уродливую тень вниз, на площадь.
– Ты верил мне, Нилшоцэа, - раздался знакомый голос, и Эррэ в черном спортивном костюме поднялся на Башню.
– Ты не обманулся. Она уже никуда отсюда не прыгнет. Мольбы народа к Всесветлому против Уурта ничего не будут значить, не бойся! Она ничего не сможет сделать!
Каэрэ вскочил на ноги и накинулся на Эррэ, душа его. Из горла того вырвался хриплый крик ужаса, Нилшоцэа со свитой замерли на ступенях, а Сашиа поднесла к губам флейту:
Жеребенок Великой Степи!
Грива твоя полна росы,
Копыта твои не знают подков,
Приходишь, когда не думают,
Являешь себя забывшим о тебе,
Являешь себя тоскующим,
Одиноким, брошенным,
У Ладьи, повернутой вспять.
Жеребенок Великой Степи!
Кто тебя видел и кто встречал?
Грива твоя кровью обагрена,
И бока твои - кровью жертвенной.
Приходишь ты, Сильный, когда не ждут,
Избавляешь - но как, не ведают.
Жеребенок Великой Степи,
Навстречу закату скачущий,
С радостью за край небес прыгнувший,
Незнаемый и желанный вовек
От всех быстроногих жеребят твоих!
Грива твоя полна росы утренней,
Ветер в ней - сильный, восточный,
От водопада Аир, от истоков реки Альсиач,
От крутых склонов Белых Гор,