Жеребята
Шрифт:
– Спасибо, дитя мое! Весна да коснется тебя!
– успел произнести Игэа, прежде чем сокун оттолкнул его воспитанника и хлестнул коней.
... Огаэ долго стоял во дворе и смотрел вслед повозке. Тьма сгущалась. Внезапно он почувствовал усталость и сел на землю.
– Дитя, - раздался голос за его спиной, и на мгновенье ему почудилось, что это вернулся ли-Игэа, но через мгновение он понял, что это - Аэй.
Она стояла посреди опустелого двора - высокая, уже спокойная, закутавшаяся в покрывало и
– Дитя, скорее, - сказала она, протягивая к нему руки.
Он обхватил ее за шею, и она понесла его, уткнувшегося в ее волосы и всхлипывающего. Она молчала, крепко держа его, а потом опустила его на землю.
Огаэ открыл глаза и увидел двух мулов, оседланных, с мешками для поклажи.
– Я приведу Каэрэ, - сказала Аэй.
– Жди нас!
Как будто он собирался уходить!
Огаэ подошел к мулу и погладил его рыжеватую морду с мерно раздувающимися ноздрями и влажными глубокими глазами. Потом он вытер слезы. "Плакать нельзя", - сказал он себе.
– "Я обещал ли-Игэа присматривать за Лэлой!".
Тем временем Аэй привела Каэрэ, опирающегося на ее плечо и на уродливый костыль, который сделал ему Баэ, как велел ли-Игэа.
– Ты сядешь вот на этого мула, Каэрэ. Это седло особое, степняцкое, для перевозки раненых.
– А где ли-Игэа?
– непонимающе спросил Каэрэ.
– Его арестовали. Он проговорился Миоци, что он карисутэ, и Миоци выдал его сокунам, Каэрэ, - тихо сказала Аэй, но Огаэ услышал ее слова. Его сердце словно кто-то сжал большой железной рукой, и он оцепенел.
– Садись к Каэрэ, дитя, - проговорила Аэй.
– Я сам!
– вырвался он от нее и взобрался на мула.
Он убежал бы в степь, если бы не обещал ли-Игэа присмотреть за Лэлой.
– Ты тоже так думаешь, Каэрэ?
– спросил он у своего соседа.
Аэй связала Каэрэ ноги под брюхом мула - чтобы больной не свалился на землю - и Каэрэ сидел в своем странном седле в неестественной, кукольной позе.
– Думаю что?
– сказал Каэрэ в ответ мальчику.
– Что учитель Миоци предал своего друга ли-Игэа?
– выкрикнул Огаэ задиристо и отчаянно.
Но прежде чем Каэрэ собрался что-то сказать ему в ответ, он услышал голос Лэлы:
– Мама, куда мы едем? Где папа?
– Папа уехал, - ответила Аэй.
– А нам надо бежать далеко-далеко в степь.
Она села на второго мула, прижимая к себе полусонную дочку, несколько раз причудливо цокнула языком, и мулы тронулись с места, двигаясь в сторону степи из опустевшего имения Игэа Игэ.
– Холодает, - тревожно сказала Аэй.
В глубокой предутренней темноте Огаэ уже не мог различить и ее лица.
Каэрэ неподвижно сидел в своем странном седле, и то ли спал с открытыми глазами, то ли глядел в непроницаемый мрак степи.
Белые крупные хлопья
– Начинается буран, - произнесла жена Игэа.
+++
Снегопад за считанные часы покрыл всю степь бесконечным белым ковром, на котором отражались ранние звезды быстро темнеющего неба.
– Мы не сможем дальше идти, - сказала Аэй, расседлывая мулов.- Придется ночевать здесь.
Она сняла со спины мула примолкшую, уже переставшую плакать от усталости Лэлу и поставила ее рядом с собой, на утоптанный снег. Девочка молча вцепилась в юбки матери и закрыла глаза, словно уснула стоя.
Огаэ спрыгнул сам, оказавшись в снегу по колено, и спросил:
– Мкэ Каэрэ, можно вам помочь? Я сильный, вы можете опереться на мое плечо.
– Помоги развязать веревку, Огаэ, - сказала Аэй.
Они долго развязывали крепкие узлы на замерзшей и покрывшейся ледяной корой веревке, удерживавшей Каэрэ в седле. Наконец, Аэй разрезала ее, так и не поддавшуюся, ножом
Каэрэ неловко перевалился с седла и упал ничком в рыхлый снег - ноги за время, проведенное верхом, совсем перестали его слушаться.
Расседланные мулы спокойно стояли, снежинки облепили их большие унылые морды, превратив животных в белые изваяния с живыми вздрагивающими глазами.
Усиливающийся снегопад застилал звезды.
Аэй быстро разгребала снег снятым с одного из мула седлом, выкапывая подобие пещеры. Огаэ, похожий на маленького снеговика, тоже изо всех сил раскапывал снег.
Снег валил огромными хлопьями, ветер все усиливался, по небосклону, над беснующимися в белой пустыни вихрями медленно шли низкие темные облака.
Каэрэ, встав на колени, попытался помочь Аэй, но выдохся после первых же двух-трех движений и снова упал, выплевывая острую ледяную крупу. Во рту появился солоноватый вкус крови.
Аэй махнула рукой, что-то прокричала ему, но усиливающийся ветер отнес ее слова в степь. Тогда она схватила в охапку детей, устраивая их в вырытой в снегу пещере, потом подтащила Каэрэ, укрыла всех четверых вместе с собой огромным куском полотна, и снегопад через несколько минут нанес над ними сугроб - один из тех, каких много в буран в степи.
Было темно и тихо. Вдалеке выл обезумевший в эту ночь ветер. Аэй укутала детей и Каэрэ своими платками, обняла дочь и Огаэ, уже дремавших от усталости и страха, и стала растирать руки Каэрэ, пытаясь согреть их. Но все было тщетно - холод уже глубоко в него вонзил множество своих смертоносных ледяных игл. Она уложила Каэрэ к себе на колени, велела детям сесть ближе к нему, чтобы втроем согреть его теплом своих тел. Она пожалела, что не взяла в пещеру мулов - подумала, что если их найдет стая волков, то они бросятся сначала на животных, а они смогут уцелеть.