Жертва искусства
Шрифт:
Художники, конечно, взбеленились и через трое суток с квартиры Зотовой съехали. Аванс у старушки отбирать не стали, но и других денег ей, конечно, не добавили. Да и то сказать, не за что доплачивать было.
Когда
Наконец Марья Лукинична не выдержала и, подойдя однажды к печке, спросила:
– Эй, батюшка! Ты чего вздыхаешь? Или неможется? Скажи, милый, я тебе лекарств в аптеке куплю!
Под полом сердито фыркнули, но не ответили. А через минуту на беленой печке кто-то невидимый вывел угольком коряво: «КУПИ КРАСОК, КИСТЕЙ И АЛЬБОМ! ДА ЕЩЕ ФЛОМАСТЕРОВ!»
Удивилась старушка, однако просьбу невидимки выполнила. На следующий день пошла в торговые ряды и на все деньги, которые от постояльцев получила, накупила всякого добра для таинственного художника. Перед печкой все вечером аккуратно на пол сложила и к себе в комнатушку удалилась.
А утром опять альбом в горнице обнаружила. Только
Удивилась Марья Лукинична, однако и эту просьбу домового выполнила.
А через год приехал опять в Хвалынск бородатый Фурш и сразу к Зотовой.
– Поздравляю! Ваш родственничек – лауреат!
И на стол Диплом кладет и письмецо от устроителей выставки. А в письме объяснение, что деньги только художнику отдать можно или кому-нибудь другому, но по доверенности.
– Теперь его работы в Париже! А оттуда в Токио поедут! – вспомнил Анатолий Яковлевич. – Париж вы прозевали, но в Японию еще можно попасть!
И поздравив Марью Лукиничну с успехами земляка, Фурш исчез.
– Слыхал, батюшка? В Японию тебя зовут! – сказала Зотова, подойдя к печке. – Поедешь аль нет?
Но талантливый живописец ей не ответил. Впрочем, особо удивляться тут нечего: днем домовые никогда не разговаривают, а сидят себе тихо под полом и ждут своего часа.