Жертва Сименона
Шрифт:
– Не забывай, что по твоей милости бедные сестры Снегиревы сидят в душном загазованном городе, запертые в четырех стенах! – напомнила я. – Такты хотя бы развлекай нас новостями, майор. В качестве компенсации морального ущерба!
– «Майор»… Ты меня просто убиваешь, Полина! – И мой «бывший» с душераздирающим вздохом положил трубку.
Когда я вернулась в комнату, мне сразу стала понятна причина такого длительного бездействия Ольги Андреевны. Свернувшись калачиком в кресле, она мирно спала. Рядом на тумбочке стояла пустая бутылка.
Глава
Ольга
Троллейбус резко затормозил, так что я едва не стукнулась лбом о металлический поручень. От сотрясения в моей бедной голове что-то сдвинулось, и тупая боль, которая мучила меня уже несколько дней, вернулась на свое привычное место. Господи, только не сейчас, ну пожалуйста… Я и так умираю от волнения – не хватало умирать еще и от боли!
Весь этот кошмар с мигренью начался в тот день, когда я вернулась из Москвы – о!.. У меня даже ноги похолодели, когда я вспомнила лицо мертвой Айседоры Палискиене. Такое ужасное утро должно было получить «достойное» продолжение, и оно его, конечно, получило. А все Полина виновата: жалко было ей рюмочки коньяка или чего-нибудь еще… Как будто я за ее счет лечусь!
Если б я выпила капельку днем, сразу после убийства, – организм получил бы своевременную разрядку, и на следующее утро я была бы здорова. Это было мне совершенно необходимо – особенно с учетом того, что и накануне в поезде я действительно приняла лишнее. А так… Пришлось вечером удовольствоваться бабушкиной наливкой, которая, конечно, прекрасно пьется, но зато потом… Эх, да что там говорить! В общем, в воскресенье я чувствовала себя такой разбитой, что Полине пришлось хлопотать вокруг меня до самого вечера и вызывать Кирилла, чтобы он отвез Артура с Лизой к своим родителям. Ну, сама виновата! К вечеру у меня даже поднялась температура – я думаю, на нервной почве.
Так что о том, чтобы приступить к собственному расследованию с понедельника, не могло быть и речи. Полина, конечно, втайне потирала руки. Да что там «втайне»: она открыто смеялась надо мной! «Ну что, Пинкертон, тебе еще не приснилось, где искать твоего убийцу? На вот, выпей лучше таблетку!»
Бессовестная! Она обожает, когда удается поставить на своем – даже если для этого придется уложить единственную сестру на больничную койку. Только рано вы, Полина Андреевна, обрадовались…
– Девушка, так вы выходите или нет? – сипло каркнул над самым моим ухом незнакомый голос.
– Я?… Д-да. То есть нет. – Я суматошно выглянула в окошко троллейбуса, которое загораживала от меня чья-то широкая спина. – Да, да, выхожу!
– «Да, да, нет, да!» – передразнил маленький мужчина в широкополой мягкой шляпе, низко надвинутой на глаза. – Вы пока тут подумайте, а уж я, с вашего позволения, вперед выйду. Мне некогда!
И он, энергично протиснувшись к выходу, прижал меня так, что хрустнули косточки. А может, то были не кости, а мой твидовый пиджак…
– Слон! – вне себя от возмущения, крикнула я вслед нахалу.
Плотный пассажиропоток вынес меня из троллейбуса на остановке «Драмтеатр». Не останавливаясь, мужчина обернулся, театральным жестом приподнял шляпу.
– Мадам!
И он зашагал дальше, засунув руки в карманы плаща. А я осталась стоять на остановке с открытым ртом, в котором застряли слова.
Дело было не только в том, что этот ужасный тип оскорбил меня. Я его узнала! Это же Александр Арчибальдов – главреж нашей драмы и несостоявшийся муж Аси Палискиене. Его характерная физиономия с написанным на ней вечным презрением к» толпе» частенько мелькает на телеэкране, и если б не эта шляпа – я бы, конечно, ни за что не села в галошу.
Встречаться с этим персонажем не входило в мои планы – по крайней мере, сегодня. Но ведь мы с ним случайно столкнулись – разве это не «перст судьбы»?! Надо использовать подходящий момент! И я скрепя сердце пустилась вслед за «шляпой», которая к этому времени мелькала уже за полквартала впереди.
Арчибальдов купил пачку сигарет у лоточника и тут же закурил, сломав несколько спичек. Прошел было мимо газетного киоска, потом вернулся, словно что-то вспомнив, и купил несколько газет. Для человека, который только позавчера похоронил любимую женщину, этот тип держался даже слишком спокойно.
Стоя возле киоска, режиссер быстро просматривал последние полосы газет. Я наблюдала, как он шевелит губами и хмурит брови, и без того «нахмуренные» от природы. Но подойти никак не решалась. С каждой секундой сомнения одолевали меня все больше и больше. Тоже мне – нашла «подходящий момент»! И это после того, как ты обозвала человека слоном?!.
Наконец Арчибальдов скатал газеты трубочкой и, сунув их в карман, быстро двинулся к переходу. Я поняла, что медлить больше нельзя – если, конечно, я не хочу заслужить презрение своей сестры на веки вечные.
– Одну минуточку, э-э… – Как назло, в последнюю секунду я забыла отчество «маэстро»!
Он резко обернулся, брови поползли вверх.
– Опять вы? В чем дело? Хотите сатисфакции?
– Нет, что вы! Александр… Викторович, я…
– О! Оказывается, вы знаете обо мне еще кое-что – кроме того, что я слон? – Режиссер искривил в усмешке тонкие губы. – Правда, я не Викторович, а Валерьевич, но это, разумеется, пустяки.
Я окончательно смешалась.
– О, простите! Я… Вы… Я хотела извиниться за свою грубость. Просто я вас не сразу узнала – только когда вы сняли шляпу, и пошла за вами, чтобы…
– А, пустяки какие. – Арчибальдов равнодушно махнул рукой, однако взглянул на меня с некоторым интересом. – Признаться, я сам дал вам повод для «слона». Так что вы меня тоже извините, девушка. Я думаю, не суть важно, кто вас толкнул в троллейбусе: слесарь дядя Вася, Александр Арчибальдов или сам Ален Делон. Это должно быть одинаково неприятно, как вы думаете?
Он вежливо улыбнулся, но улыбка все равно получилась какой-то «колючей». Я набрала в легкие побольше воздуха, чтобы объяснить, что я думаю по этому поводу. Однако собеседник вовсе не ждал от меня ответа. Он взглянул на часы.